– Бертольд…
Мы услышали приближающиеся к комнате шаги. Возле дверей стояла Мона. Волосы уже заплетены в косу, а вместо халата – серое домашнее платье.
– Ты собрался?
– Дверь закрой, – сквозь зубы процедил ее брат.
Мона молча вышла.
Алексис вскочил с кровати и подошел к шкафу. Он стянул с себя футболку и бросил ее в сторону. Я машинально потянулся к его одежде и поднял с пола. От нее веяло теплом, пахло чем-то особенным и необычным – это был запах тела Алексиса. Резкий, но приятный. Он стоял отвернувшись, словно поддразнивал меня, демонстрируя свою оголенную спину и бедра, плотно обтянутые серыми джинсами. Падающий свет очерчивал каждый мускул на его теле. Придавал коже нежно-бежевый оттенок, а волосам – цвет пшеницы.
Я был не в силах отвести восхищенный взгляд от Алексиса. Прошла всего пара секунд, но для меня они, наполненные любованием, растянулись на несколько часов. И я был готов смотреть дальше.
Алексис нашел в шкафчике подходящую кофту. Вид парня в ней заставил что-то внутри меня всколыхнуться. Подобные чувства я испытывал ранее, только когда фантазировал о наших отношениях.
Вещичку эту и кофтой-то назвать сложно: рукава до локтя из сетчатой ткани, как и часть, начинавшаяся чуть ниже сосков. Лишь грудь прикрыта квадратным куском бледно-голубой ткани. Торс фактически оголен.
– Ты пойдешь со мной? – вывел меня из раздумий голос Алексиса.
– Да, конечно.
Мы спустились. Возле ворот уже ждало такси. Алексис пропустил меня в машину первым. Я почувствовал себя девчонкой, каких у него был миллион.
Минут десять машина двигалась по знакомым улицам, проехала мимо моего дома и свернула направо. Дальше я уже не наблюдал за происходящим снаружи. Ранний подъем дал о себе знать – мы сидели и зевали.
Не знаю, сколько прошло времени. Я был на грани сна и уже не мог мыслить ясно.
– Приехали, – выдернул из дремы голос водителя.
Мистер Бертольд протянул ему деньги и попросил подождать. Взмахом руки он повелел сыну выйти.
– Вот и это место. Отличный вид!
Мы вышли. Я еще долго протирал глаза, не веря тому, что видел. Это мой любимый пригорок!
Бертольд не упустил возможность пофантазировать перед сыном, чтобы пробудить в нем интерес:
– Здесь мы построим большую двухэтажную гостиницу для приезжих, установим фонтан, сделаем ресторан…
Я чувствовал себя так, словно меня ограбили. Опять. Приятные воспоминания и эмоции, испытанные тут, медленно покрылись трещинами, готовые разлететься на тысячу осколков. И каждый раз, когда отец Алексиса гордо перечислял, что он собирается здесь построить, эти трещины разрастались все сильнее.
Алексис без капельки заинтересованности слушал Бертольда и смотрел под ноги – даже слегка колыхающаяся на ветру трава была для него занятнее отцовских планов.
– И в итоге… – не мог угомониться мужчина.
– Я все понял! Эх… спасибо тебе за этот чудный подарок, папа! – Явный сарказм.
Отец постарался проигнорировать тон сына:
– Строительство займет полгода, не меньше. Это если говорить о проекте и его частичной реализации, без внутреннего обустройства.
– Зачем ты решил построить эту махину в такой глуши? Сюда не так много гостей приезжает.
– Неправда, сын. Я заранее изучил спрос на номера в местной гостинице и поспрашивал жителей по поводу приезжих и их отношения к новым местам для отдыха. Результат превзошел все ожидания. Плюс я договорился с рекламными компаниями.
Меня поражали настойчивость и предусмотрительность отца Алексиса. О таком папе мечтают все! Не каждый год родитель дарит тебе бизнес, стоимостью превосходящий пожизненную среднестатистическую зарплату в Амстердаме. Мой отец фиг что оставил бы мне в наследство. Да и подарков мне не дарил, как и мама. За эту заботу я и начал уважать мистера Бертольда. Но! Реализовать его планы на моем любимом месте казалось дикостью не только по отношению ко мне, но и к пригорку в первую очередь. Это преступление против природы!
– Ты доволен, сын мой? – радостно спросил мужчина с чувством выполненного долга, а на лице так и читалось: «Какой же я отличный папочка! Теперь он точно станет относиться ко мне хорошо».
– Нормально.
Ответ убил меня второй раз. Такие планы, и всего лишь «нормально»? Да Алексис просто не ценит, что имеет.
«Кто бы говорил».
Выражение уверенности на лице мужчины треснуло, как банка с кипятком. Он поправил воротник и направился к машине договариваться с водителем.
Алексис подошел ко мне и спросил:
– Тебя что-то беспокоит?
– Это место… Я очень люблю его.
– И ты, естественно, не хочешь, чтобы его осквернили? – заинтересованно спросил он.
– Конечно же, не хочу! Только представь: этот пригорок так прекрасен. Идеальное место для того, чтобы остаться наедине с собой. А его хотят испортить, построив большое здание! Зачем?
Я так эмоционально и громко высказал свое мнение, что меня должны были услышать мистер Бертольд с водителем. Алексис даже не дрогнул.
– И как же ты собираешься остановить стройку?
– Я не знаю…
– А я знаю. – Алексис улыбнулся, и в моей душе зародилось сомнение. – Если тебе так сильно хочется спасти пригорок, я могу попросить отца построить здание в другом месте.
– Правда?
– Но! – Ах, вот то, что меня ждало, когда речь шла о чем-то нужном! – Я ничего не делаю просто так.
– И чего же ты хочешь?
Хитрая улыбка на лице Алексиса стала шире. Он показал мне три пальца.
– Три желания. Три действия, и твое любимое местечко спасено.
– А в чем же заключаются эти действия?
– Они довольно легкие, так что ты справишься. Можешь приступить к ним прямо сейчас.
– Но я же не знаю, что делать.
– А у тебя есть выбор? Откажешься – твое местечко погибнет. Согласишься – оно спасено. Ты просто должен сделать для меня три вещи.
Выхода нет. Алексис искусно играл на эмоциях и говорил до ужаса сладким, но в то же время ядовитым голосом. И я поддался его чарам.
– Хорошо, согласен.
11
Мы доехали до центра города.
Долгожданное солнце наконец поднялось над Фризенвейном. Горожане повалили на улицу, чтобы встретить его. Люди в городке отличались от жителей Амстердама: никуда не спешили, постоянно улыбались, ценили каждый прожитый день и всегда были приветливы. Конечно, не без исключений.
Всю дорогу Алексис молчал, даже не смотрел в мою сторону. Он попросил отца высадить его на безлюдной улице, и тот нехотя отпустил сына. Я вышел следом.
