Книга Сны Ктулху, страница 63. Автор книги Говард Филлипс Лавкрафт

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Сны Ктулху»

Cтраница 63

Боже мой! Выгребные ямы были забиты расколотыми, распиленными костями, вскрытыми черепами! Кошмарные щели, где мешались кости питекантропов, кельтов, римлян и англичан, скопившиеся за несчетные века нечестивых жертвоприношений! Некоторые были полны до краев, и никто не мог бы сказать, как далеко в глубь земную уходили они поначалу. В лучах наших фонарей иные казались бездонными, населенными враждебными духами. Я подумал о несчастных крысах, проваливавшихся в эти колодцы во мраке ночей этого гнусного Тартара.

Однажды моя нога поскользнулась чуть ли не на самом краю зияющей пропасти, и страх едва не парализовал меня. Должно быть, я задумался, и надолго, рядом не было никого, кроме капитана Норриса. А потом из этих угольных беспредельных глубин донесся звук, который мне показался знакомым. И я увидел старого моего кота, крылатым египетским божком исчезающего в безграничном колодце неведомого. Я был неподалеку, и сомнений не оставалось. Это дьявольский топот адских крыс, вечно стремящихся к новым ужасам, звал меня в глуби земные, где посреди ощерившихся в адской ухмылке каверн воет Ньярлатотеп, безумный безликий божок, подпевая визгу инструментов двух расплывшихся идиотов-флейтистов.

Фонарь мой угас, и я бежал. Я слышал голоса, скорбные вопли, отзвуки эха, но поверх всего тихо шуршал нечестивый, въевшийся в глубь камней топоток; тихо-тихо, едва возвышаясь, словно раздувшийся труп на маслянистой реке, что под бесконечными ониксовыми мостами течет в гиблое черное море.

Я наткнулся на что-то… мягкое, пухлое… крысу, должно быть. Их вязкая, клейкая, хищная армия истребляет живых и мертвых. А почему, собственно говоря, крысам нельзя питаться де ла Поэрами, если сами де ла Поэры едят запретное?… Война съела мальчика моего, черт бы побрал их всех… а янки сожрали Карфакс, он сгинул в языках пламени, а с ним рассыпался в пепел и дедушка Делапор, и секрет в конверте… Нет, нет, говорю вам – я не этот чертов свинопас в сумеречном гроте! И не полное лицо Эдварда Норриса видел я на этой рыхлой и бледной болезненной твари! Кто говорит, что я – де ла Поэр? Он жил, но мальчик мой умер! Зачем Норрисам земля де ла Поэров?… Вуду, говорю я тебе, видишь пятнистую змею… Черт бы побрал вас, Торнтон, надо же – терять сознание от дел моего семейства…това кровь, пес вонючий, аще познаеши, яко взалкал… Magna Mater! Magna Mater!.. Аттис… Dia ad aqhaidh's ad aodaun aqus beis dunach ort Dhona's dholas ort aqus leat – sa* унгм… унл… ррлх… нин.

Так, по их словам, говорил я, когда через три часа меня отыскали во тьме припавшим к объеденному пухлому телу капитана Норриса, а кот мой прыгал вокруг и норовил вцепиться мне в горло. Теперь Эксгэмское приорство взорвали, Черномаза забрали от меня. А сам я живу за решеткой в Хэнуэлле, и все вокруг шепчутся о моей наследственности и пережитом. Торнтон обитает рядом, только мне не позволяют с ним говорить. А еще они пытаются скрыть все, что стало известно о приорстве. Я говорю им о бедном Норрисе, а меня обвиняют в ужасной вещи… Но должны же они понять, что я-то здесь ни при чем. Это все крысы, это ужасные крысы, и шелестящий их топот так и не дает мне теперь уснуть… Дьявольские крысы, что снуют вокруг меня за мягкой обивкой и все зовут – вниз, к еще неведомым ужасам, крысы, которых не слышит никто, крысы, крысы… крысы в стенах.

Храм

Рукопись, найденная на побережье Юкатана

Двадцатого августа 1917 года я, Карл-Генрих, граф фон Альтберг-Эренштейн, командор-лейтенант военно-морского флота Германской империи, вверяю эту бутылку и записи Атлантическому океану в месте, точные координаты которого мне неизвестны; это примерно 20 градусов северной широты и 35 градусов западной долготы, где на океанском дне беспомощно лежит мой корабль. Я поступаю так в силу желания сообщить другим некоторые необычные факты; нет шансов, что сам я выживу и смогу рассказать об этом, потому что обстоятельства как крайне необычайны, так и угрожающи, – я имею в виду не только безнадежное повреждение лодки U-29, но и катастрофическое ослабление моей немецкой железной воли.

В полдень восемнадцатого июня, как было доложено по радио U-61, идущей в Киль, мы торпедировали британское транспортное судно «Виктори», шедшее из Нью-Йорка в Ливерпуль, в месте с координатами 45° 16' северной широты, 28° 34' западной долготы; мы позволили экипажу покинуть корабль, который тонул очень эффектно: сначала ушла под воду корма, нос высоко поднялся из воды, а корпус погружался перпендикулярно дну. Наша кинокамера ничего не пропустила, и я сожалею, что эти прекрасные кадры никогда не попадут в Берлин. После этого мы потопили шлюпки из наших орудий и ушли под воду.

Когда мы перед закатом всплыли, на палубе оказалось тело матроса: его руки каким-то образом вцепились в поручни. Бедняга был молод, довольно смугл и вполне красив: скорее всего, итальянец или грек – без сомнения, из экипажа «Виктори». Очевидно, он искал спасения на корабле, которому пришлось уничтожить то судно, на котором он плыл, – очередная жертва грязной войны, развязанной этими псами, английскими свиньями, против нашей отчизны. Мои матросы обыскали его на предмет сувениров и нашли в кармане куртки очень странную фигурку из слоновой кости: резная голова юноши в лавровом венке. Мой ближайший помощник, лейтенант Кленце, решил, что вещь эта древняя и представляет художественную ценность, поэтому забрал ее себе. Как она могла оказаться у простого матроса – ни он, ни я представить не могли.

Когда тело выкидывали за борт, произошло нечто необычное, серьезно взволновавшее команду. Глаза трупа были закрыты; однако когда его волокли к перилам, они распахнулись, и многим показалось, что они пристально и насмешливо посмотрели на Шмидта и Циммера, склонившихся в тот момент над телом. Боцман Мюллер, человек уже в возрасте, мог бы повести себя и поразумнее, хотя и был полным предрассудков эльзасским свинопасом; его настолько потряс этот взгляд, что он продолжал следить за телом, упавшим в воду, и клялся, что когда оно погрузилось, то расправило члены, приняв позу пловца, и направилось под волнами на юг. Мне и Кленце не понравились эти проявления крестьянского невежества, и мы устроили выволочку команде, особенно Мюллеру.

На следующий день случилась новая неприятность – заболели несколько членов команды. Судя по всему, последствия нервного перенапряжения в длительном плавании и плохого сна. Некоторые из заболевших выглядели рассеянными и подавленными; удостоверившись, что они не симулируют, я освободил их от вахты. Море было беспокойным, поэтому мы погрузились: на глубине волнение не так заметно. Люди тоже стали несколько поспокойнее, несмотря на какое-то странное южное течение, которого не было на наших океанографических картах. Стоны больных были решительно несносны: но пока это не сказывалось на боевом духе команды, мы не принимали решительных мер. Мы планировали дожидаться в этих водах лайнера «Дакия», упоминавшегося в донесении агентов из Нью-Йорка.

Под вечер мы всплыли, волнение на море успокоилось. На севере виднелся дым из труб эскадры, но расстояние и способность погружаться обеспечивали нашу безопасность. Куда большее беспокойство вызывала болтовня боцмана Мюллера, который к утру стал почти невменяемым. Он впал в ребячество, слушать которое было противно, городил чепуху о мертвецах, плавающих за бортом и глядящих на него через иллюминатор, и что он узнал в них тех, кто погиб в результате наших славных боевых операций. Предводительствовал ими, по его словам, тот юноша, которого мы нашли и вышвырнули за борт. Это было очень мрачно и нездорово, поэтому мы решили приковать Мюллера и устроить ему хорошую порку. Команда не порадовалась его наказанию, но дисциплину нужно поддерживать. Также мы отклонили просьбу делегации, возглавляемой матросом Циммером, чтобы фигурка из слоновой кости была выброшена за борт.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация