— В день новолуния.
— Но есть и третья табличка, — снова сказал он нам вслед.
И мы снова вернулись.
— Какая?
— «Вход как вдох», — сказал он. — А на обороте «Выход как выдох».
— А эта для кого?
— Мне не хотелось бы говорить на эту тему, — сказал он.
— Мы еще придем, — сказала Капля. — Если можно, когда вы увидите, что мы подходим, не вывешивайте ни одной, пожалуйста.
— Согласен, — сказал он.
— Как вас зовут? — спросил я.
— Можете называть меня господин Сяо.
Едва ступили мы за порог, Капля сказала:
— Я сразу догадалась, что он китаец. А ты, деда?
Чтобы он не успел сказать нам что-нибудь еще, мы затянули нашу любимую песню. Мы быстро уходили по околотку, квартал бежал навстречу, пели мы:
Милее всех был Джеми,
мой милый, любимый,
любил меня мой Джеми,
так преданно любил!
Одним изъяном он страдал,
он сердца женского не знал,
любимой чар не понимал,
увы, мне жаль, мне жаль!
Механоиды и жакемары
Колокольников собирал объемные подвижные произведения из бесчисленного количества причудливых мелочей: игрушек, винтиков, пружин, деталей замысловатых приборов и часовых механизмов, дополняя собственноручно выполненными элементами, объединяя их в единую хитроумную систему, и оживлял в итоге всю конструкцию путем «включения ее в электросеть»...
Тогда начиналось Действо! В меняющейся цветной подсветке вращались небесные своды и земные сферы, Солнце, Луна и звезды вступали в медленное движение, затем, тоже по очереди, объявлялась масса мелких персонажей, словно по расписанию точно знающие свои выходы и роли, — мир оживал! Невообразимые птицы и животные в несколько сантиметров величиной населяли пространство меж объемными сюрреалистическими конструкциями из фигурных гор, покрытых узорами, русел рек, ущелий, каскадов. В этих ландшафтах произрастали узкие высокие сооружения, включавшие архитектурные фрагменты разных эпох. С уходом Солнца небеса наливались синевой, в сооружениях этих зажигались огни, медленно выплывал Месяц, из верхнего освещенного окна появлялся и начинал пересекать пространство крошечный средневековый канатоходец, держа поперек груди отвес и балансируя на еле заметной проволоке. Когда же исчезала Луна и звездная пыль рассыпалась по небу, освещая лишь контуры предметов, придавая им мистическую завершенность, серебряный рыцарь на бронированном коне торжественно проезжал по горным вершинам, и ни зверя, ни птицы не оставалось уже в этом замершем, застывшем пейзаже, изрытом, словно поверхность мертвой планеты, таинственными воронками и кратерами.
Несколько творцов одновременно уживались в Колокольникове: один, философ-поэт, занимался науками отвлеченными; второй, мастеровой типа Левши, конструктор а la Кулибин, доморощенный инженер-волшебник, вроде тех, кого отобразил немецкий сказочник Гофман, что в романтические времена умудрялись вдохнуть в своих механических кукол некое подобие жизни; третьим же был художник, рисовавший ясные и добрые образы с наивными отрешенными лицами, чистой воды строгая русская классика нового, так никогда и не наступившего времени.
И. Чернова-Дяткина. Пришлец
...Меня так и подмывает бросить им слова Макбета: «Незряч твой взгляд, который ты не сводишь с меня. [...] Мне глубоко претит вся эта механика мертвых фигур, подражающих человеческим жестам».
Э. Т. А. Гофман. Автоматы
Когда позже прочитал я в журнале «Нева» роман «Пришлец», я понял: написавшая его Чернова-Дяткина несомненно посещала наш волшебный флигелек и с господином Сяо водила знакомство.
Он выдал нам билеты, разложенные при входе на крохотном столике с табличкой: «Детям и пенсионерам скидка» и мы оказались в зале, уставленном экспонатами. В центре стояли вертикальные витрины, целая компания, поэтому передвигались мы по кругу.
Увиденное показалась мне занятным, забавным, а на Каплю произвело необычайно сильное впечатление.
Стояли на открытых подставках, в долгих остекленных ящиках, в футлярах, в шкафчиках на особицу, снабженных этикетками, пусковыми кнопками, прорезями для шарика, монетки или жетона (иногда соседствовали две прорези: шарик и монетка вызывали разные действия маленьких андроидов).
Встречала посетителей при входе заводная современная яркая парочка с итоговым дарением букета, снабженная этикеткой: «8 марта. Внезапное весеннее обострение любви». При входе комната была освещена, вторая дальняя ее половина погружена была в полумрак, — зато освещены витрины с персонажами: четверка времен Шерлока Холмса, полицейский, священник, два жулика в кабинке, напоминающей кабинку лифта, печальный отец в летах, шлепающий монстрика-малютку; старая гадалка с картами, гадательным кристаллом, зеркалом (из прорези желающим выкатывались подобные чекам или билетикам предсказания), старинные автоматоны — шарманщик с сурком и куколка-панночка с лютней; все — совершенные чудеса механики, ничего от кукольного театра, где маленьким актерам, одушевленным рукодельной неправильностью и не вполне одинаковым действием, необходим актер-человек, его голос, его сбои, его чувства.
В освещенной части, где прозрачный бесенок катался упоенно на прозрачном конструкте-паровозике с колокольчиками, а железный хамелеопард перманентно сбивал с ног и заедал незадачливого сафари-охотника, встретился нам яркий свеженький Анубис, то ли точная копия одного из близнецов своих музея в Глазго, то ли и впрямь кто-то из них, путешествующий, купленный, взятый напрокат.
Древнеегипетский бог бальзамирования, смерти, загробного мира, ядов и лекарств, проводник умерших, сберегатель кладбищ и мумий, обладатель острой шакальей морды и мафиозного шарфика, некогда бывший черным псом, с упоением поливал из лейки свой заговоренный посох, на глазах прорастающий побегами ядовито-зеленого цвета. Потом он ставил лейку, посох втягивал побеги в прорези. Анубис снова поливал, посох опять прорастал.
Полной загадкой для меня, как и прежде, осталось: почему именно Анубис? Что за борьба с божествами путем снижения их страшноватых образов до скромных превеселеньких бытовых действий? Чем, кстати, посох-то поливает? Каким ядохимикатом, химия-на-поля?..
Середина зала посвящена была арт-механике. Смесь дизайна, антидизайна, театральной феерии, загадочных предметов и инсталляций из фильмов «Обыкновенное чудо» (дом волшебника) и «Господин оформитель». Кинетические скульптуры, механические картины, видения наркотических снов, сюрреалистических рисунков сумасшедших и полупомешанных (которые увидел я в старинном учебнике психиатрии).
Андроиды и их создатели, отсутствующие тавматурги (последнее название восходило к древним временам, древнегреческому мастеру Герону, древнеегипетским умельцам, нанятым жрецами, создававшими изваяния божеств, — изваяния поворачивали головы, открывали рты, говорили) обступили нас вместе с малютками жакемарами.