— Я сирота, — сказала Нина.
— Ну, как вам молоко? — спросила хозяйка из сеней.
Тогда я взял из Нининых ладошек банку с молоком.
— Осторожно, — сказала Нина, — налита с верхом.
Я загадал: если выпью, не пролив ни капли, она согласится.
Ни капли не пролил.
И сказал хозяйке за дверь:
— Лучшее молоко в мире.
Пляж
Ночью не спалось мне, дождался я утром, пошел с этюдником куда глаза глядят; впрочем, было мне известно: тут, куда по берегу ни пойти, придешь к Нининому дому. Утро было теплое, день ожидался жаркий.
На узкой прибрежной полосе пляжа под высоким срезом бережка на покрывалах узорчатых загорали Энверов и Тамила. «Интересно, — подумал я, — всем они так постоянно попадаются, или только мне?».
— Да ты и сама знаешь, — говорил он ей, — что есть существа высшие, а есть низшие, и мы с тобой принадлежим к высшей касте. Я по роду занятий, своих и родителей, по происхождению, а ты по природным данным.
— По природным данным? — переспросила она его почти механически, думая о чем-то своем.
— Ведь не у всех, — отвечал он, — такие округлые плечи, бедра, грудь при тонюсенькой талии, например. Не у всех такая потрясающая походка, ты ходишь, как танцуешь.
— А что такое низшие существа? — спросила она.
Я ответил с высокого бережка:
— Амебы, дафнии, простейшие, инфузории.
— Черт, он опять идет на свои этюды, — раздраженно промолвил Энверов, — следит он за нами, что ли? Может, ему врезать? Я какой только борьбой не занимался.
Тамила встала, сказала мне:
— Да иди уже ты на свой пленэр.
А потом ему:
— Здесь ни к кому со своей борьбой не лезь. Тут интеллигентные люди собрались, ты понял?
И пошла к воде.
Мы оба глядели ей вслед, смотрели, как идет она танцующей походкой, высоко держа красивую коротко стриженую головушку свою. Она вошла в воду, поплыла, порывисто взмахивая руками.
Едва отошел я, как попался мне еще один зритель тамилиного купания, человек, произносивший реплику про Гурджиева по фамилии Филиалов. Он стоял как вкопанный, поздоровался со мной, не отводя глаз от плывущей.
— Какой, однако, неподходящий спутник у этой прелестной девушки, — сказал Филиалов.
— Вы с ним знакомы?
— Я таких видел не единожды. Они все одинаковы, но этот много хуже остальных. Я имел возможность хорошо его разглядеть и вслушаться в слова его, он очень интересовался Гурджиевым, по поводу гурджиевских сочинений, метода и личности как таковой, со мной не раз и не два общался. Еще интересовался он Фаустом, магией и собственно сатаной, — тут Филиалов усмехнулся (мне показалось — не к месту).
— Вы думаете, он из тех, кто мечтает сатане душу продать? Или уже продал?
Филиалов, отведя взор от выходящий из воды Тамилы, посмотрел на меня. Я не увидел бликов в глазах его, мне это не понравилось.
— Полно, молодой человек, — сказал Филиалов, внезапно повеселев, — чтобы продать душу дьяволу, нужно, как минимум, иметь душу.
Тамила выходила из воды, мокрая, обведенная солнечным светом, Энверов шел ей навстречу с махровым полотенцем.
— Через день, — сказал Филиалов, — я читаю лекцию о механизмах, заводных игрушках и просветительской философии механицизма. Приходите. Кстати, думаю, что и этот поклонник прекрасной нашей Тамилы явится всенепременнейше. Если захотите, станете в начале лекции моим пятиминутным ассистентом, поможете с курочками и лягушками.
— С какими курочками и лягушками?
— С заводными. Будем их, знаете ли, ключиками заводить. У меня их много. Целая орда.
Слегка прихрамывая, он удалился.
А я, выбрав самый старый, неказистый, покосившийся сарай, только и успокоился, написав серебристые крыла видавшей виды крыши. Сарай на моем этюде растворялся в зелени, в воздухе, совершенно утерял светотень, объем, вес, не о них думал я в то утро, а о любви.
Девять рядов до Луны
Актовый зал женской гимназии, служившей мне гостиницей, набит был под завязку, желающих услышать доклад об основоположниках дизайна как такового оказалось более чем достаточно. На сцене стоял высокий столик для докладчика с высоким канцелярским стулом, напоминавшим сидение в баре (бары видели мы в кино и в журналах вроде «Domus’a»), висел экран, ждал своего момента диапроектор, но начало непривычно затягивалось, — по обыкновению, все сообщения начинались у нас с самолетно-вокзальный точностью. Зал уже зашумел, зарокотал, когда вышел один из координаторов нашего семинарского действа и произнес:
— К сожалению, докладчик по заявленной в программе заседаний теме «Девять рядов до Луны», всем нам известный советский теоретик и популяризатор дизайна, не смог сегодня приехать, мы приносим всем вам, дорогие слушатели, свои извинения. Однако, решено было доклад не отменять, поэтому сейчас на близкую не состоявшемуся сообщению тему перед вами со своим эссе выступит Тамила Николаевна Доренко из Ленинграда.
И вышла Тамила, — в лиловом шелке, темном бархатном узкоплечем пиджачке, с пылающими щеками.
— К сожалению, — так начала она свое выступление, — я не знакома с полным текстом докладчика, вместо которого придется вам послушать меня, хотя реферат его я читала. Как вы догадались, очевидно, по названию, в большой мере речь должна была пойти о Бакминстере Фуллере, авторе известнейшей статьи «Девять рядов до Луны», о котором уже говорил перед вами Александр Сергеевич Титов, а также о других великих архитекторах, ставших основоположниками дизайна: Петере Беренсе, Вальтере Гропиусе, Мисе ван дер Роэ и Ле Корбюзье.
Фуллер, признанный гуру новейшей архитектуры и дизайна, автор понятия «синергетика» (которая тоже нашла свое отражение в пределах программы наших семинаров), увлекался разнообразными парадоксальными статистическими выкладками и оставил нам кроме своих блистательных разработок ряд весьма оригинальных книг; я перечислю некоторые из них: «Четырехмерное время», «Похоже, что я — глагол», «Интуиция», «Послание детям Земли», «Тетрасвиток», «Космический корабль Земля: техническое руководство».
Но поскольку сообщение мое возникло неожиданно для меня самой, граничит с импровизацией, я изложу вам свою, совершенно женскую версию рассказа о наших великих путешественниках, связанную с женщинами, с их спутницами, теми, о которых мне, волею судеб, известно.
Зал притих, все навострили уши, в первых рядах вытянулся в струнку (а он и так держался, как аршин проглотил, выправка от природы) ее бывший возлюбленный, должно быть она сочинила это свое эссе о женщинах и дизайне думая о нем, о своих мечтах, что вот будут они вместе, единомышленники... ну, и так далее.
