Немного разочарованная, я спросила:
– Поэтому ты и хочешь, чтобы я сделала тебя непобедимым?
Почувствовав насмешку в моем голосе, он отвернулся к стенке:
– Какая разница, получится у тебя или нет! В любом случае я буду бессмертным. Я уже слышу песни негров с плантаций…
И приятным голосом он начал песню собственного сочинения, где хвастал своим величием. Я тронула его за плечо:
– А я, для меня есть песня? Песня для Титубы?
Притворившись, будто к чему-то прислушивается в ночи, он ответил:
– Такой нет!
После этого он захрапел. Я попыталась сделать то же самое.
Когда я не лечила негров на плантациях, то присоединялась к женщинам беглецов. Сперва они относились ко мне с огромным почтением. Затем, узнав, что Кристофер делит со мной постель и что я, в общем, сделана из того же теста, что они, проявили ко мне враждебность. Теперь эта враждебность тоже растаяла, уступив место суровому единению. Более того, они нуждались во мне. Одна – чтобы заполнить молоком пустые мехи своей груди. Другая – чтобы излечить боль, не покидающую ее со времени последних родов. Я слушала, как они говорят, находя в разговорах развлечение, отдых и удовольствие:
– Давным-давно, когда дьявол был маленьким мальчиком в коротких штанишках и белой, крепко накрахмаленной рубахе, земля была населена только женщинами. Они вместе работали, вместе спали, вместе купались в водах рек. Однажды одна из них собрала всех остальных и сказала им:
– Сестры мои, когда нас не станет, кто заменит нас? Мы не создали ни одного человека по своему образу и подобию!
Те выслушали ее и пожали плечами:
– Разве есть необходимость, чтобы кто-то нас заменил?
Однако некоторые придерживались того мнения, что это нужно:
– Если нас не будет, кто станет возделывать землю? Та придет в запустение и больше не будет приносить плодов!
И тогда все принялись искать способы размножения; вот так они и придумали мужчину!
Я смеялась вместе с ними.
– Почему же мужчина такой, какой он есть?
– Дорогая, если бы мы только знали!
Иногда они переходили к загадкам:
– Что исцеляет от ночной темноты?
– Свеча!
– Что исцеляет от дневной жары?
– Вода реки.
– Что исцеляет от горечи жизни?
– Ребенок!
И они принимались сочувствовать мне, ни разу не родившей. Затем, словно нить за иголкой, следовало множество торопливых вопросов:
– Когда судьи Салема отправили тебя в тюрьму, разве ты не могла изменить облик, превратиться, например, в мышь и юркнуть в щель между досками? Или в разъяренного быка и поддеть их всех на рога?
Я пожимала плечами и снова объясняла, что они ошибаются насчет меня, преувеличивая мои силы. Однажды вечером спор зашел слишком далеко, и мне пришлось защищаться:
– Если бы в моей власти было все, неужели я не сделала бы вас свободными? Не стерла бы морщины с ваших лиц? Не заменила бы пеньки в ваших деснах зубами – ровными и сверкающими, будто жемчужины?
Лица оставались недоверчивыми, и тогда, окончательно пав духом, я пожала плечами:
– Поверьте, я не настолько могущественна!
Стали ли эти слова предметом обсуждения? Были ли они искажены? Неверно истолкованы?
Так или иначе, Кристофер ко мне переменился. Он входил в мою хижину в полночной темноте и брал меня, не снимая одежды, что оживляло в моей памяти жалобу Элизабет Паррис:
– Моя бедная Титуба, он овладевает мной, не раздеваясь и даже не глядя на меня!
Когда я пыталась расспросить его, что произошло за день, он отделывался очень краткими ответами.
– Говорят, вы с Сент-Джеймсом готовите общее восстание?
– Женщина, закрой рот!
– Говорят, вы смогли напасть на склад в Уалдей, застав всех врасплох, и заполучить кучу ружей?
– Женщина, можешь дать немного отдыха моим ушам?
Однажды вечером он мне бросил:
– Ты же всего-навсего обычная негритянка, а хотела бы, чтобы с тобой обращались как с какой-то драгоценностью?
Я поняла, что мое присутствие стало нежелательным и мне нужно уходить.
Когда наступил день, я позвала Ман Яя и свою мать Абену; они уже несколько дней не появлялись, словно не желая становиться свидетельницами моего провала. Они не поспешили на зов, а когда появились передо мной, наполняя хижину ароматами гуавы и розовых яблок, уставились на меня глазами, полными упрека:
– У тебя уже волосы седеют, а ты все не можешь обойтись без мужчин?
Я ничего не ответила. После минутного молчания я решилась посмотреть им в лицо.
– Я собираюсь вернуться к нам!
Странное дело, едва узнав, что я ухожу, женщины собрались вместе. Все они выглядели очень огорченными. Кто-то из них дал мне аккуратно связанную и готовую к жарке птицу, кто-то несколько фруктов, кто-то мадрас
[41] в черную и коричневую клетку. Они проводили меня до изгороди из драконова дерева, а вот Кристофер, который якобы держал совет с мужчинами у себя в хижине, не удосужился даже появиться на пороге.
Я обрела свою хижину такой же, какой когда-то оставила. Она стала чуть неустойчивее. Чуть трухлявее стали стены под крышей, похожей на плохо сделанную прическу. На уровне окна – пуансеттия, вся покрытая кроваво-красными цветами. Ночные птицы, устроившие себе гнездо между двумя изъеденными лесными вшами досками, улетели, жалобно крича. Я открыла двухстворчатую дверь. Удивленные грызуны пустились наутек.
Таинственным образом предупрежденные о моем возвращении рабы устроили мне праздник. Плантация еще раз перешла в другие руки. Сперва она принадлежала отсутствовавшему хозяину, который ограничивался тем, что приказывал отсылать ему прибыль, которую все время находил недостаточной. Затем плантация была перекуплена неким Эринном, который привез из Англии усовершенствованный инструмент и собирался в самое ближайшее время сколотить себе состояние.
Рабы привели мне телку, которую, несмотря на свой страх, тайком забрали из хозяйского стада; будто знак предназначения, на лбу у нее была отметина в виде треугольника из темной шерсти.
Я принесла телку в жертву перед самой зарей и пропитала ее кровью землю такого же алого цвета. После этого я без промедления принялась за работу. Обустроила сад со всеми растениями, необходимыми для занятий моим искусством. Чтобы заполучить их, я без страха забиралась в самые дикие и самые отдаленные уголки. Одновременно с этим разбила огород. Вскоре рабы, завершив свой тяжелый дневной труд, стали приходили помогать мне – копать, пропалывать и подкармливать растения. Они проявляли чудеса изобретательности, принося мне семена гомбо и помидор, а также саженец лимонного дерева. Они вскопали достаточно много грядок, чтобы посадить ямс; вскоре я увидела, как подпорки обвивают прожорливые лианы. После того как мне удалось раздобыть нескольких кур и боевого взъерошенного петуха, я оказалась обеспечена всем необходимым.
