Да, другая цель, не терпящая отлагательства.
Между тем я худо-бедно втиснула между веревками корзину со своими скудными пожитками, поплотнее завернулась в плащ и постаралась насладиться тем, что происходило. Несмотря ни на что, разве я не жила мечтой, которая так часто поддерживала меня? И вот теперь я скоро снова обрету родину.
Землю, все такую же дикую. Холмы, такие же зеленые. Тростники Конго – такие же фиолетовые, переполненные липким соком. Такой же атласный изумрудный пояс, повязанный на его талии. Но времена изменились. Люди больше не согласны страдать. Мятежник исчезает в облаке дыма. Его дух остается. Страхи рассеиваются.
К середине дня меня извлекли из убежища, чтобы я вылечила матроса. Это был негр, работающий при кухне; его трясло в лихорадке. Он внимательно уставился на меня подозрительным взглядом:
– Мне сказали, тебя зовут Титуба? Не ты ли дочь Абены, которая убила белого?
От сознания, что меня признают после десяти лет отсутствия, на глаза навернулись слезы. Я и забыла, насколько наш народ способен помнить! О, нет! От него ничего не ускользает! В его памяти отпечатывается все!
Я пролепетала:
– Да, это ты обо мне!
Его взгляд наполнился нежностью и уважением:
– Я слышал, у тебя здесь была нелегкая жизнь?
Откуда он знает? Я разрыдалась и сквозь свои всхлипывания услышала, как он неловко пытается меня утешить:
– Ты жива, Титуба! Разве это не главное?
Я судорожно затрясла головой. Нет, это не главное. Нужно, да, нужно, чтобы жизнь поменяла вкус. Но как этого достичь?
С тех пор Деодатус – тот матрос – каждый день приходил посидеть рядом со мной и приносил продукты, которые ему удавалось потихоньку стащить с капитанского стола. Без них я, несомненно, не выдержала бы это путешествие. Как и Ман Яя, он принадлежал к народу наго с залива Бенин. Скрестив руки под головой и разглядывая запутанный рисунок звезд, он рассказывал мне на одном дыхании:
– Знаешь ли ты, почему небо отделено от земли? Когда-то они были очень близки и вечером, перед тем, как уснуть, болтали, будто старые друзья. Но женщины, готовящие еду, раздражали небо стуком своих пестиков в ступках и особенно криками. И вот оно стало отступать все выше и выше, все дальше и дальше за огромную синеву, которая простирается над нашими головами…
Знаешь ли ты, почему пальма – королева деревьев? Потому что каждая из ее частей необходима для жизни. Из ее плодов делают масло для жертвоприношений, листьями покрывают крыши, из волокон женщины делают метелки, чтобы делать уборку в хижинах и вокруг них.
Изгнание, страдания, болезнь – все вместе подействовало на меня так, что я почти забыла эти бесхитростные истории. Благодаря Деодатусу, рассказы которого я без устали слушала, ко мне возвращалось детство.
Иногда он рассказывал мне о своей жизни. На службе у Стэннарда он ходил вдоль всего побережья Африки. Несколькими годами раньше капитан был вовлечен в торговлю людьми; Деодатус служил ему переводчиком. Сопровождал в хижины тамошних владык, с которыми и заключались постыдные незаконные сделки:
– Двадцать негров за бочку спирта, один-два фунта пороха и шелковый зонтик, чтобы укрывать его величество.
Мои глаза наполнялись слезами. Столько страданий ради каких-то вещественных благ!
– Ты даже представить себе не можешь, какова жадность этих негритянских королей! Они будут готовы продать своих подданных, если это разрешают законы, которым те не осмеливаются бросить вызов. А жестокие белые этим пользуются!
Еще мы часто говорили о будущем. Деодатус был первым, кто впрямую спросил меня:
– Что ты там собираешься делать?
И добавил:
– Какой смысл быть свободной, когда твои близкие в рабстве?
Я не нашла ничего в ответ. Потому что возвращалась в родную страну будто ребенок, который бежит к материнским юбкам, чтобы прижаться к ним.
Я пробормотала:
– Разыщу свою хижину в бывших владениях Дарнелла и…
Деодатус усмехнулся:
– Думаешь, она тебя там так и ждет? Ты когда уехала?
Меня мучили все эти вопросы, так как я и сама не знала, что на них ответить. Я ждала, надеясь, что мои подадут какой-то знак. Увы! Ничего не происходило, я по-прежнему оставалась одна. Одна. Так, как текущая вода рек привлекает духов, но морская, пребывающая в непрестанном движении, их пугает. Они держатся по берегам водных просторов, не переступая их и особенно не осмеливаясь остановиться над волнами:
Перейдите воду, о мои отцы!
Перейдите воду, о мои матери!
Молитва оставалась без ответа.
На четвертый день лихорадка, от которой я более или менее вылечила Деодатуса, проявилась у другого члена экипажа, затем у другого, а потом у еще одного. Нам пришлось смириться с тем, что на корабле эпидемия. Между Африкой, Америкой и Антильскими островами бродит столько видов лихорадки и скверных болезней, привлеченных грязью, теснотой и скудным питанием! На борту не было недостатка ни в роме, ни в лимонах с Азорских островов, ни в кайенском перце. Из всего этого я приготовляла снадобья, которые и давала горящим в лихорадке. Я вытирала пучками соломы потные беспокойные тела больных, делала все, что могла, и, без сомнения, с помощью Ман Яя мои усилия увенчались успехом. Умерло всего четверо; их бросили в море, заполнившее собой каждую складку их саванов.
Думаете, капитан выразил мне хоть какую-то признательность? На восьмой день, когда наступило полное безветрие, поверхность воды сделалась словно масляной, а корабль принялся раскачиваться, будто бабушкина люлька на веранде. Стэннард притащил меня за волосы к подножию большой мачты:
– Негритянка, если хочешь спасти свою шкуру, прикажи ветру подняться! У меня здесь скоропортящийся груз; если так будет продолжаться, я буду вынужден выбросить его за борт. Но сперва туда полетишь ты.
Мне ни разу не случалось подумать, что я могу повелевать природными стихиями. По сути дела, этот человек бросил мне вызов. Я повернулась к нему:
– Мне нужны живые животные!
Живые животные? К этому времени путешествия на корабле оставалось лишь несколько птиц, предназначенных к капитанскому столу, коза с выменем, раздутым от молока к его завтраку, и в дополнение к ним – несколько кошек, которые следили, чтобы на корабле не завелись мыши. Мне привели их всех.
Молоко, кровь! Не обладала ли я самыми главными жидкостями вместе с безропотной плотью жертв?
Я внимательно смотрела на море, но перед моими глазами расстилался сгоревший лес. Внезапно из неподвижных углей выскочила птица и поднялась прямо вверх, в направлении солнца. Потом она остановилась, описала круг, снова замерла, а затем продолжила свой молниеносный взлет. Я поняла, что это знак, и молитвы, которые я возносила в своем сердце, не остались без отклика.
