– Нет.
– Она попросила меня остаться в Америке. Позвонила по телефону и сказала: «Не возвращайся домой, Макс. Здесь тебе будет слишком опасно». Анни была уверена, что меня сразу по возвращении посадят – за то, что я проиграл и опозорил Рейх.
– Почему же тогда вы вернулись?
– Потому что я немец, – сказал он. – А то, что сейчас творится в Германии, не будет твориться вечно.
– Отец говорит то же самое.
– Зиг всегда был умен. Мы с ним многое повидали. И знаем, что говорим. Слушай, Карл, ты прекрасный ученик, я многому тебя научил. Но про одно умение так и не рассказал. А оно, наверно, больше других помогает выжить на ринге. Я имею в виду умение финтить.
– Умение финтить, – повторил я.
– Да. Финт – это уловка. Когда ты притворяешься, что наносишь удар, но на самом деле не бьешь. Когда делаешь вид, что еле держишься на ногах, чтобы противник расслабился и пропустил твою атаку. Когда ударом или движением вводишь противника в заблуждение. Все это – финты. Без них не обойтись не только на ринге, но и в жизни. Иногда приходится притвориться, что делаешь одно, чтобы сделать другое и этим сохранить себе жизни. Враги не должны понимать твоих истинных намерений.
Макс говорил вроде бы вполне разумные вещи и тем не менее в один миг перевернул мое отношение к нему и другим немцам, которые, как они сами думали, ловко финтили все то время, пока Гитлер и национал-социалисты подгребали под себя страну. С самого нашего знакомства Макс воплощал для меня силу, но сейчас я не видел в нем ничего, кроме слабости и эгоизма. Я смотрел на него в упор и чувствовал, как к горлу подкатывает ком.
– Прошлой ночью на наш дом напала банда негодяев. Они грабили и крушили все, что попадется под руку, а полиция не делала ничего, чтобы их остановить. Нас с отцом избили, а его еще и пырнули в живот. Я совсем не уверен, что ему удастся получить помощь врача. Я понятия не имею, где они с мамой сейчас находятся. Он уже запросто мог умереть или загреметь в тюрьму. У меня нет денег. Нет дома. Мы с сестрой прячемся у знакомого нашего отца, но жить нам негде и пойти некуда. И как бы мне в таком положении помогли эти ваши финты?
Договорив, я сделал то, чего не делал уже много лет – и уж тем более в присутствии Макса или любого знакомого по Берлинскому боксерскому клубу. Доведенный до предела, я горько расплакался.
«Эксельсиор»
На автомобиле «мерседес-бенц» с шофером Макс отправил меня забрать Хильди и привести ее в отель «Эксельсиор», где, как он сказал, мы сможем жить столько, сколько нам будет нужно. Хильди грустно было расставаться с Графиней, которая провозилась с ней весь день, позволяла примерять свои лучшие платья и пробовать любую косметику. На прощание она крепко обняла Графиню.
– До свидания, тетя Берти.
– До свидания, принцесса Хильдегард, – отозвалась Графиня своим обычным фальцетом. – Вот, возьми на память.
Она протянула Хильди маленькую перламутровую пудреницу, в одной створке которой помещалась ярко-красная пудра, а в другой – круглое зеркальце.
– Это мне?
– Тебе.
– Я не могу ее взять.
– Нет уж, дорогая, бери, или я обижусь. Настоящая дама просто обязана иметь при себе пудру – а то мало ли что.
– Большое вам спасибо, – сказал я и пожал Графине руку.
Она привлекла меня к себе и заключила в объятия. В первую нашу встречу я не позволил ей даже потрепать себя по щеке, а сейчас тоже ее обнял.
– Ты хороший человек, Карл. Уверена, твой отец тобой гордится.
Когда мы сели в автомобиль, Хильди спросила:
– Почему он столько для нас делает?
– Он?
– Ну да. Он.
– То есть ты догадалась?
– Карл, я же не дура. Так почему он нам помогает?
– Они с папой были вместе на фронте, и папа спас ему жизнь. Наш папа – герой, ты это знаешь?
– Раньше не знала, – сказала Хильди. – И здорово, что сейчас узнала.
Она улыбнулась, но потом лицо у нее посерьезнело. Всю дорогу она смотрела в окно и игралась с пудреницей, открывала и закрывала ее, щелкая крохотным замочком.
Шофер подъехал к заднему входу в отель. Макс поджидал нас у площадки, на которую работники отеля выгружали с грузовиков разнообразные припасы. Когда мы вышли из автомобиля, Макс огляделся по сторонам и провел нас в служебный вход.
– Добро пожаловать в отель «Эксельсиор», – он торжественно поприветствовал Хильди.
– Danke
[57], герр Шмелинг, – ответила она.
– Простите, что не пригласил вас пройти через главный вестибюль – это могло вызвать лишние подозрения.
– Ничего страшного, – сказал я.
– Сюда.
Длинный и темный коридор привел нас к большому металлическому служебному лифту, у которого нас ждал уборщик. При нашем приближении он поднял тяжелую стальную решетку, заменявшую лифту дверь.
– Спасибо, Герман, – сказал Макс.
Когда мы вошли в лифт, уборщик с громким лязгом опустил решетку и потянул за рычаг. Кабина поехала вверх. Поднимались мы молча.
– Седьмой этаж, – объявил уборщик, поворотом рычага остановил кабину и поднял решетку.
Мы вышли, а Макс повернулся к Герману, чтобы пожать ему руку и, как я успел заметить, тайком сунуть ему в руку несколько бумажек.
– Еще раз спасибо, – сказал Макс.
– Всегда рад, герр Шмелинг, – отозвался уборщик и быстрым движением убрал банкноты в карман.
Остаток утра Макс провел на телефоне, пытаясь напасть на след наших родителей. Но ни в полиции, ни в муниципалитете никто ничего не знал. В конце концов он отправился навести справки в полицейский участок, один из сотрудников которого был ему хорошо знаком.
– Из номера не выходите, – сказал он перед уходом. – Чем меньше народу будет знать про вас, тем лучше.
Мы с Хильди устроились в гостевой спальне и стали послушно ждать. Около полудня дверь номера открылась и женский голос позвал:
– Тук-тук. Уборка номеров.
Мы переглянулись. Глаза у Хильди стали круглыми от ужаса.
– Тук-тук? Герр Шмелинг? – снова раздался тот же голос.
– Никого нет, – негромко сказала другая женщина. – Вот и замечательно.
Горничные включили в гостиной радиоприемник и принялись за уборку, время от времени переговариваясь в полной уверенности, что, кроме них, в номере никого нет.
– Что будем делать? – шепотом спросила Хильди.
Макс велел нам никому не попадаться на глаза, поэтому ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы нас обнаружили. Тем более что теперь, после того как мы сразу не отозвались, наше присутствие в номере показалось бы совсем уж подозрительным. Незаметно выскользнуть из номера было невозможно, потому что для этого пришлось бы пройти прямо мимо горничных. Да и выбравшись из номера, мы не знали бы, куда пойти.
