– У меня вы с сестрой можете оставаться, сколько понадобится, – сказала Графиня.
– А если никогда не уляжется? – спросил я.
Ни один из двоих мне не ответил.
– Мне надо искать родителей.
– Я бы не советовал злоупотреблять телефонными звонками, – сказал герр Браун. – Не стоит задавать слишком много вопросов. Это может навлечь подозрения – на тебя… и на нас.
– Подозрения в чем?
– Не важно какие подозрения. Лучше бы не было никаких.
– Давай переждем, Карл, – ласково сказала Графиня. – Дня два, не больше. А потом займемся поисками.
– Нет. Искать надо как можно скорее.
– Это слишком рискованно, – сказал герр Браун.
– Мне помогут.
– Кто? – спросила Графиня.
– Кое-кто. Он живет тут недалеко.
– Что же ты ему с самого начала не позвонил? – спросила Графиня.
– Потому что мне с ним нужно поговорить лично.
Из-за того, что Макс не отвечал на мои письма, я боялся, что и по телефону он со мной разговаривать не станет. Поэтому я должен был увидеться с ним лицом к лицу.
– Тебе не стоит ходить по улицам в одиночку, Карл, – сказала Графиня.
– Что со мной сделается? – сказал я. – Я же не похож на еврея.
Отель «Эксельсиор», занимавший практически целый городской квартал, слыл самым большим отелем на европейском континенте. К услугам постояльцев здесь были шесть сотен номеров, девять ресторанов, множество магазинов, библиотека с семью тысячами томов и специальный подземный переход, связывавший отель с расположенным через улицу Анхальтским вокзалом. В отеле имелась собственная служба безопасности и издавалась ежедневная газета. Это был целый город в городе. А мне он в тот день показался с улицы громадной, ощетинившейся пушками крепостью.
Я перебрал в уме множество способов проникнуть в отель и найти там Макса, начиная с того, чтобы прикинуться посыльным с телеграммой, и вплоть до того, чтобы наподобие героев комедий братьев Маркс спрятаться в тележке с продуктами или с постельным бельем. Я даже обдумывал, не попробовать ли мне с помощью остававшейся у меня смешной суммы подкупить кого-то из горничных или швейцаров. В конце концов, заключив, что все придуманные мною комбинации крайне рискованны и ненадежны, я решил идти напролом.
В главном вестибюле отеля – богато изукрашенном, освещенным золотыми люстрами и уставленном мягкими креслами и диванами – я направился прямиком к стойке регистрации, за которой выстроились одетые в элегантную униформу портье. Из них я выбрал того, что выглядел менее неприступным.
– Чем могу служить? – спросил портье.
– Я к Максу Шмелингу.
Портье подозрительно прищурился.
– Он вас ждет?
– Нет, но…
– Сожалею, но герр Шмелинг не принимает незапланированные визиты болельщиков.
– Я не болельщик. Я его друг. Он старинный друг нашей семьи.
– В самом деле? – спросил портье с сильным сомнением в голосе.
– И кроме того, он мой тренер.
– Тренер? Не знал, что герру Шмелингу приходится брать учеников.
– Я у него единственный. Мы с ним тренировались в одном месте, в Берлинском боксерском клубе…
– Не думаю, что у герра Шмелинга найдется время…
– Позвоните ему, очень вас прошу. Узнав, что я здесь, он обязательно захочет со мной увидеться.
– Почему в таком случае вы не позвонили ему заранее и не сообщили о своем визите?
– Потому что я просто шел мимо вашего отеля и вдруг захотел зайти с ним поздороваться. Уверен, ему будет крайне неприятно узнать, что меня отсюда выставили. Он, между прочим, всегда прекрасно отзывался о персонале отеля. А теперь, не дай бог, будет вынужден пожаловаться на одного из служащих самому управляющему.
Я прищурился, будто не сразу мог разобрать имя, вышитое у портье над нагрудным карманом.
– Мы же с вами этого не хотим, да, герр Прайзинг?
Портье нахмурился и снял с трубку.
– Как вас зовут?
– Карл Штерн.
Он отвернулся от меня и набрал номер. Говорил он тихо, но мне все было слышно все до последнего слова.
– Номер семьсот один, пожалуйста. Danke
[54]. – Пауза. – Guten Morgen
[55], герр Шмелинг. Говорит Генрих Прайзинг со стойки регистрации. Простите за беспокойство, но вас тут спрашивает молодой человек. По его словам, вы дружите с его семьей и учите его самого боксу. Да, его зовут Карл Штейн.
Последовавшее затем молчание тянулось целую вечность. Портье внимательно слушал собеседника и понимающе кивал. Потом на его губах мелькнула улыбка. Решив, что Макс велел ему гнать меня в шею, я принялся судорожно придумывать новый план поиска родителей, но ничего путного мне в голову не приходило.
– Разумеется, герр Шмелинг. До свидания. – Портье повесил трубку. – Подниметесь на лифте на седьмой этаж, а там – по коридору налево. Герр Шмелинг и фрау Ондра проживают в номере семьсот один.
– Danke sehr
[56], – сказал я и пошел через вестибюль к лифту.
Сухощавый мужчина с темными, расчесанными на аккуратный пробор волосами взглянул на меня поверх газеты. Вдруг он что-то заподозрил, подумал я. Через мгновение мужчина снова углубился в чтение, но мне все равно казалось, что меня провожают сотни глаз, что в любой момент может раздаться возглас «Еврей!», и тогда передо мной вырастет гостиничный детектив, схватит и выбросит на улицу. Тем не менее я благополучно добрался до лифта и облегченно вздохнул, когда за мной закрылась его дверь. Одетый в ливрею лифтер повернул медный рычаг и поднял кабину на седьмой этаж. Там я вышел в коридор, во всю длину выстланный золотистым ковром с кружевным темно-бордовым узором. Нужный мне номер 701 я нашел в самом конце коридора. В него вела массивная двустворчатая дверь с настоящим дверным колокольчиком – на дверях остальных номеров висели обычные дверные молотки. Я собрался с духом и позвонил.
Дожидаясь ответа, я безуспешно пытался придумать, с чего начать разговор. Стоит ли сказать Максу про письма? Или лучше спросить, оправился ли он от полученных в Америке травм? А может быть, правильнее будет обойтись без пустых разговоров и сразу попросить его о помощи? В конце концов меня охватил страх, что я потеряюсь, оробею и не смогу вообще ничего толком сказать.
Дверь наконец распахнулась. За ней стоял Макс в белой рубашке и свободных шерстяных брюках на подтяжках. Его вид застал меня врасплох, ведь до сих пор я видел его либо в спортивной форме, либо в смокинге, и никогда – в повседневной одежде. У меня даже мелькнула мысль, что вот такой он и есть на самом деле.
