– Ого, ребят, – воскликнул Герц. – Колбаса-то у него – на все сто кошерная!
– Но я не еврей, – сбивчиво оправдывался я. – Я и в синагоге-то никогда не был.
– Какая разница, – сказал Герц. – В тебе еврейская кровь.
– Хуже еврея только еврей, который строит из себя нееврея, – добавил Франц.
– Подлая гадина, – прошипел сквозь зубы Юлиус. – Правильно Гитлер про ваше племя говорит.
Меня так и подмывало признаться, что я не просто не считал себя евреем, но и недолюбливал этот народ не меньше, чем Герц, Юлиус и Франц. Я не чувствовал никакой связи с евреями и бесился, когда они принимали меня за своего. Мне казалось, что в том, что касается евреев, нацистская пропаганда во многом права. Их действительно было полно среди банкиров и денежных воротил. Они старались селиться отдельно от «настоящих» немцев. Район, где мы жили, не был еврейским, но каждый раз, очутившись в еврейском квартале, отец обязательно высказывал нелестное мнение о его обитателях. «Вот же торгаши и деляги», – бормотал он себе поднос, завидев на улице верующих евреев. Однажды я услышал от него: «Наконец настали времена, когда можно уже откинуть весь этот первобытный вздор и жить, как живут все нормальные люди. А эти по-прежнему не могут без гетто».
У многих виденных мной верующих евреев были большие носы, пухлые красные губы и маленькие черные глазки, они носили черные шляпы и такие же черные пиджаки. Мне казалось забавным, что у отца налицо все те же внешние признаки, не считая шляпы и пиджака.
Евреи выглядели не как все. Вели себя не как все. И вообще были другими. Я, как и Адольф Гитлер, считал, что от них один вред. Но если Гитлера заботило, что евреи вредят германскому государству, я боялся, как бы они не навредили моей репутации в школе и отношениям с друзьями. Теперь, стоя на лестничной клетке, я безуспешно гадал, как же «Волчья стая» прознала про мое происхождение.
Тут Франц, подавшись вперед, смачно плюнул мне в лицо. По моей правой щеке сполз липкий, горячий ручеек. Герц набрал в рот побольше мокроты и харкнул мне на другую щеку. Все трое рассмеялись. Я не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, как будто бы все ткани моего тела внезапно превратились в жидкость. А потом меня накрыла волна такого удушливого страха, что я полностью потерял контроль над собой. Тоненькая струйка мочи сбежала по внутренней стороне ноги и намочила штаны, кучей сбившиеся у самого пола.
– Verdammt!
[5] – вскрикнул Герц. – Он обоссался.
Юлиус выпустил мои руки.
– Рядом с тобой стоять противно, свинья еврейская!
С этими словами он наподдал мне под зад, и я грохнулся на колени прямо в лужицу собственной мочи. Теперь мои шерстяные брюки промокли насквозь. Трое мальчишек плотно обступили меня. Я взглянул на них снизу вверх и чуть слышно сказал:
– Но я же не еврей.
– Вставай! – скомандовал Герц. – Встань и дерись!
Нокаут в первом раунде
Это «дерись» ошарашило меня даже сильнее, чем слово «еврей». До сих я ни разу не дрался и из страха, как бы мне не сделали больно, любые столкновения старался уладить миром. Теперь, лежа на полу, я горячо надеялся, что, оплевав мне лицо, стянув с меня штаны и заставив прилюдно обмочиться, они успокоятся и от меня отстанут.
– Надевай штаны и дерись, как мужчина, – приказал Герц. – Schnell!
[6]
Я кое-как поднялся на ноги и – со всем возможным в моем положении достоинством – подтянул брюки. Застегивая ремень, я почувствовал себя младенцем в прописанной пеленке – так мне было мокро.
– Но я совсем не хочу драться, – с трудом проговорил я.
– Еще бы, – усмехнулся Герц. – Евреи, они все трусоваты.
Я промолчал, хотя меня так и подмывало сообщить, что у меня два дяди, старшие братья моего отца, погибли на Первой мировой войне. А дядю Генриха даже наградили посмертно Железным крестом.
– Разберись с ним, Франц, – велел Герц.
Франц Хеллендорф, самый низкий и щуплый из членов «Волчьей стаи», осторожно выступил вперед. В его темных, влажных глазах я рассмотрел знакомое выражение. Страх.
Он тоже боялся.
Трусы легко узнаю́т друг друга. Франц с ног до головы смерил меня взглядом и прикинул разницу в росте. Я был выше его самое меньшее на пятнадцать сантиметров. Когда мы встретились взглядами, он несколько раз нервно моргнул. Наверно, я казался ему долговязым великаном.
– Давай, – Юлиус подтолкнул Франца в мою сторону. – Ты с ним запросто справишься.
Когда Франц подался вперед, я инстинктивно отшатнулся. Герц и Юлиус рассмеялись.
– Гляди-ка, он испугался малютки Франца, – сказал Герц.
При виде моей реакции даже Франц улыбнулся. Страха у него в глазах почти не осталось – теперь он смотрел на меня злее и решительнее.
– Согни руки, и давай драться, – сказал он.
Я попытался поднять кулаки, но руки меня не слушались.
Франц нырнул вперед и вдарил мне кулаком под ребра. Удар получился несильным, но у меня все равно перехватило дыхание, я закашлялся. Зрители засмеялись. Франц ударил опять и теперь угодил мне в челюсть – от этого у меня, как у тряпичной куклы, мотнулась назад голова. Снова раздался смех. Ободренный, Франц несколько раз двинул меня по физиономии, целя в глаз и под скулу. Оттого, что верхняя губа поранилась о правый клык, у меня изо рта хлынула кровь – судя по веселым выкрикам, зрителей забавляло, как она капает с подбородка. От вида крови Франц еще больше осмелел и принялся пританцовывать, как настоящий боксер, подзуживая меня наконец показать, на что я способен.
Но тут с самого верха лестничной клетки раздался голос герра Боха:
– Эй, что там такое?
Нас ему сверху видно не было. Герц, Юлиус и Франц испуганно переглянулись. Наступила тишина, которую нарушало только мое шумное, тяжелое дыхание.
– Эй, там! – снова крикнул герр Бох, уже спускаясь вниз.
К сожалению, он был одним из самых старых учителей в нашей гимназии и двигался поэтому очень медленно.
Герц схватил меня за грудки и прошипел в ухо:
– Ты свалился с лестницы. Понял?
Я и рта открыть не успел, как он с силой оттолкнул меня, крепко приложив лицом к металлическим перилам. Пролетев несколько ступенек, я ничком растянулся на лестничной площадке. Оттого, что сломался один из нижних зубов – я чувствовал языком, как он шатается, – во рту у меня скопилось еще больше крови. Падение оказалось больнее, чем все вместе взятые Францевы оплеухи. Члены «Волчьей стаи» опрометью бросились мимо меня вниз по лестнице и успели скрыться за дверью, ведущей в коридор первого этажа, прежде чем герр Бох показался наконец в поле зрения.
