Чуть позже я пила кофе, сидя в кресле у окна, глядя на парижские крыши и дрожа от страха при мысли о том, что меня может ожидать сегодня вечером. Углубившаяся пропасть между нами? Молчание? Упреки? Равнодушие? Новое унижение? Подал голос телефон. У него прорезались угрызения совести или нашлось занятие на вечер поинтереснее? Я с облегчением увидела фотографию сада “Бастиды”, которую мне прислала Кати. Цвела сирень и фруктовые деревья. Сама о том не догадываясь, она подарила мне глоток кислорода. Я не раздумывая позвонила ей.
– Я была уверена, что тебе не устоять против сирени!
Ее замечание развеселило меня, она знала меня как облупленную.
– Как у тебя дела, Кати, дорогая?
– У нас все хорошо, у нас всегда все хорошо, ты же знаешь. А ты как?
Я ругала себя последними словами за чертову импульсивность. Теперь придется ей врать, а я этого не выношу.
– Трудно выполнять все предписания… А как там “Бастида”?
– Ничего нового. Я зашла сегодня утром и открыла окна, ведь стоит такая прекрасная погода. Сезон стартовал! Можно мы у тебя поживем на выходных?
– Ну сколько раз повторять?! Дом ваш – когда хотите и на сколько хотите.
– Спасибо, я знаю, но мне там как-то неловко без тебя.
– Как поживают Матье и Макс?
– Отлично…
Я слушала рассказ о ее семье рассеянно, но не потому, что мне было неинтересно, как раз наоборот, мне их безумно не хватало, просто я как будто ощущала некий зов, которому не могла сопротивляться.
– А что ты скажешь, если я приеду? – перебила я Кати.
Она помолчала несколько мгновений, а потом:
– Ты это серьезно?!
– Пока не знаю, только что пришло в голову, если честно. Мне будет легче дотерпеть до конца больничного в родном доме, чем взаперти в моих сорока квадратных метрах. Я загибаюсь от скуки, рискую свихнуться, если не вдохну свежего воздуха!
– Вот уж не буду возражать! Давай, приезжай!
Я едва сдержала смех: нетерпение в мгновение ока охватило нас обеих.
– Когда ты появишься? – полным энтузиазма голосом спросила Кати.
– Не имею представления… Посмотрю расписание поездов, и есть две-три вещи, которые мне надо сделать до отъезда.
– Как хорошо, что я забежала в “Бастиду”! Воспользуюсь случаем и приготовлю для тебя комнату.
– Нет! Я сама все сделаю, когда приеду. Не лишай меня этого удовольствия.
– Конечно-конечно, но я так рада, что скоро ты будешь с нами!
– Я тоже.
Пролетел тихий ангел.
– Ортанс?
– Что?
– Ты правда приедешь?
Я на пару секунд задумалась:
– Думаю, да! Целую тебя.
Мы распрощались. Я дрожала как осиновый лист от возбуждения и сомнений и не могла успокоиться. Хватило одного звонка, и я сразу послала все к черту и вдруг подумала о себе. Мне захотелось, чтобы чемодан был уже собран, а я сама очутилась в поезде, нет, прямо там… на месте, в своем доме. С самого начала я тосковала по родителям, мне их мучительно не хватало, поездка в “Бастиду”, понятное дело, их не вернет, но там я буду рядом с ними. Я должна трезво оценить свою жизнь, расставить все точки над і и, главное, оказаться подальше от Эмерика, даже если мысль о расстоянии между нами приводит меня в ужас. Но уехать, не побывав перед этим в школе, я не могла.
В час дня я приехала в школу, чтобы пообедать вместе со всеми. Я услышала голос Сандро и музыку Бертий, каждый из них, значит, был в своем классе, и меня передернуло от зависти. Пока я была поглощена переменой в отношении ко мне Эмерика, я на время забыла, как мне недостает танцев. Но жгучее желание танцевать, следовать ритму, выражать эмоции движениями, порывами всего тела, чувствовать напряжение мышц, передавать ученикам свое искусство, видеть, как они растут, и получать от этого удовольствие – это желание никуда не делось, оно жило во мне. Не успела я глазом моргнуть, как у меня все это отняли, оставив внутри пустоту. Я зашла в кабинет и отшатнулась: там находилась моя заместительница. Отныне она имеет на это полное право. Скоро она не просто будет заменять меня, а станет моей партнершей.
– Добрый день, Фиона, – тихо сказала я.
Она оторвалась от расписания, которое внимательно изучала, и ее рот раскрылся от удивления.
– Ортанс!
Она весело вскочила со стула:
– Садитесь! Поберегите ногу.
– Спасибо, все нормально, пойду гляну на занятия.
– Понятно!
Я оставила в кабинете сумку, куртку и костыли. Они мне были нужны, но я их просто не выносила и уж тем более не хотела идти с ними по школе, я и так чувствовала себя достаточно приниженной. О риске я предпочла не думать… Перед тем как выйти из кабинета, я обернулась к Фионе:
– Расскажете за обедом о моих девочках?
– С удовольствием!
Я шла по коридору и рассматривала развешанные на стенах фотографии – память о концертах последних пяти лет, о часах славы Огюста, – потом я сделала крюк, завернула в раздевалку и присела на скамейку. Еще вчера это была моя повседневная жизнь, а сама школа – как бы продолжение моей квартиры. На утренние занятия приходят взрослые ученики, поэтому сейчас здесь не было обычного бардака. Тем не менее повсюду валялись вещи подростков – трико, пуанты, гетры. Когда я снова надену танцевальный костюм и включусь в школьную суету? Я отдавала себе отчет в том, что даже с выпускным концертом вряд ли что-то получится, поскольку я подрастеряла навыки. От этих мыслей усилилось ощущение, что я приняла правильное решение, отстранившись от школьных проблем, ведь мазохизм меня никогда не привлекал. Возможно, я стану спокойнее ко всему относиться?
Несколько минут спустя я зашла в репетиционный зал Бертий. Осторожно проскользнула в уголок. Она была сконцентрирована на занятиях, однако заметила меня и сдержанно улыбнулась. Давно я не любовалась ее работой. Грациозность и изящество Бертий гипнотизировали. Она предложила ученицам перейти к растяжкам, а потом подошла ко мне:
– Присоединяйся к нам, тебе будет полезно.
– Нет, не хочу мешать…
– Дамы, у нас почетная гостья.
Все танцовщицы обернулись к нам, они знали меня и постарались подбодрить, приглашая жестами.
– Не заставляй себя упрашивать!
– О’кей!
Я сдалась и несколько секунд постояла у станка, не шевелясь, вытянув руки вдоль тела ладонями вниз, покрываясь гусиной кожей. Удовольствие в чистом виде. Я представляла себе глухой стук ног, соприкасающихся с полом после прыжка. Я отдала бы все, лишь бы как следует поработать у станка, поднимать поочередно ноги, тянуть стопы, усиленно разминать, а потом закружиться в вихре пируэтов и снова испытать чувство невесомости, когда ты уже не касаешься пола. Мои кулаки сжались, губы вздрогнули. Я почувствовала на талии руки Бертий. Не произнося ни слова, она стала направлять мои движения, ощущения были волшебными, узлы развязывались, мышцы оживали. Мое тело радостно подчинялось аккуратным, но четким подсказкам Бертий и одновременно наполнялось жизнью. Продолжая заниматься мной, она назначила своим ученицам встречу на следующей неделе.
