Оба они в изумлении уставились на меня, а потом разразились хохотом. Невыносимое напряжение в мгновение ока рассеялось. Мы ненадолго поверили, что все уладится.
Полчаса спустя я уже была готова ко сну, моя нога покоилась на подушке, рядом со мной лежал запас льда. Я изо всех сил сдерживалась, чтобы не показать им, как мне больно.
– Идите домой, вы устали, я справлюсь сама. Честное слово!
– Я-то останусь, даже не пытайся торговаться, – ответил Сандро. – А вот ты, Бертий, возвращайся к Стефану и мальчикам и ложись спать.
Я кивком подтвердила, что она может идти. Бертий вызвала такси и присела на кровать рядом со мной.
– Ортанс, я уступила тебе с больницей, но, можешь поверить, жалею об этом. Ты обязательно должна пойти к врачу прямо с утра.
– Посмотрим.
– Не валяй дурака! Ты видела, что с твоим голеностопом? Чего ты хочешь добиться? Чтобы стало еще хуже? Я не позволю тебе, и не надейся! Завтра позвоню Огюсту, пусть пришлет своего врача. Это даже не обсуждается.
– Она права, – поддержал Сандро. – Судя по виду этой штуковины, ты как минимум порвала связку.
На лице Бертий было написано, что она согласна с диагнозом. Значит, нас трое, тех, кто так думает. К тому же они не знали, что моя нога уже много недель шлет сигналы тревоги. Я боролась с подступающим страхом, но он был сильнее, и я ничего не могла с ним поделать. Я пыталась успокоить отчаянно стучащее сердце. Ни за что нельзя показывать, как я напугана.
– Давайте выслушаем врача, прежде чем паниковать, хорошо?
Она встала и нежно поцеловала меня.
– Спасибо, Бертий.
Она открыла рот, чтобы ответить, но спохватилась. Я смутно догадывалась, о чем она собиралась заговорить. К счастью, в последнюю минуту она решила пощадить меня. На сегодняшний вечер.
– Поблагодари от меня Стефана и, главное, скажи ему, пусть перестанет грызть себя. Я и только я виновата, что упала.
Она мне улыбнулась, поцеловалась с Сандро и умчалась к своей семье.
Сандро ушел в ванную, а я, морщась, приняла более удобную позу и на несколько минут погрузилась в созерцание потолка. Я была без сил, у меня все болело, даже зубы, которые я стискивала, чтобы скрыть свои мучения. Я понимала, что уснуть мне будет нелегко. Эмерик забыл прислать традиционную эсэмэску. Этот вечер так и останется странным до конца. Впрочем, может, оно и к лучшему – не придется терзаться из-за невозможности ответить ему, а ведь мне так хотелось поделиться с ним своим страхом, паническим ужасом, который охватывал меня при мысли о том, что может быть с ногой. Мне бы так хотелось вдоволь выплакаться у него на плече, чтобы стало легче, опьянеть от бесконечных слез и уснуть, прижавшись к нему. Он был нужен мне. Его со мной не было.
Мое тело – мой самый верный союзник, я всегда в него целиком и полностью верила, и оно меня ни разу не предавало. Я была к нему внимательна, заботилась о нем, оно было моим рабочим инструментом, как объяснила Эмерику Бертий, более того, мое тело – это я сама. С самого раннего детства оно делало меня счастливой, было моим оборонительным оружием для борьбы с печалями, помогало жить и выражать себя. Оно помогло мне не сломаться после утраты родителей, я цеплялась за него, чтобы удержаться на плаву, справиться с горем, сохранить какие-то силы. Я и представить себе не могла, что оно вдруг подведет меня, покажет, что у него тоже есть свои слабости. Мне казалось, что я погибаю. Последние два с лишним часа, когда меня носили и перекладывали с места на место, были нестерпимы. Зависимость вгоняла в отчаяние. Сегодня вечером, принимая во внимание состояние моего голеностопа, другого выбора у меня не было, но мне казалось, что я вдруг стала вещью, что обо мне говорят так, будто меня здесь нет, и никто не спрашивает моего мнения. У меня чудесные друзья, я знала, что они возятся со мной не по принуждению, но я отказывалась висеть на них мертвым грузом. Меня сводила с ума сама мысль о том, что они должны будут следить за мной, заботиться, как о больной, беспомощной. Не важно, что на меня свалится после визита врача, я разберусь со всем без их помощи, ни о чем не прося.
– Эмерик прорезался?
Я вздрогнула: погрузившись в мрачные размышления, я даже не заметила, как Сандро вышел из ванной.
– Нет.
Он подошел к кровати, держа в руке новый мешок со льдом.
– Можно мне поднять одеяло?
– Перестань валять дурака, не то рассмешишь меня, а мне смеяться больно.
– Ладно-ладно, буду паинькой.
Его выражение лица – сосредоточенное, слишком, пожалуй, сосредоточенное для Сандро – сказало мне о многом. Он придерживался ровно того же мнения, что Бертий. Эмерик только что утратил некоторое количество очков даже в глазах Сандро. И ему нелегко будет набрать их снова. У меня не осталось желания спорить по этому поводу, я и так была достаточно подавлена.
– А теперь постарайся поспать, – распорядился Сандро. – Я прилягу на твоем диване, позовешь, если что-то понадобится.
– Как она? – Я мотнула головой, указывая на свою щиколотку.
– Не очень.
Глава пятая
Утром меня разбудил Сандро. Огюст приедет за мной через час, сообщил он. С виду никакого улучшения не наблюдалось, и вдобавок мои руки и ноги покрылись весьма выразительными крупными синяками. Я очень устала – из-за сильной боли и тревоги мне удалось заснуть только на рассвете.
Огюст ждал на улице возле такси. Он пошел нам навстречу, держа в руке трость – она ему была ни к чему и служила исключительно частью образа денди. Он сохранил привычку к ней со времен преподавательской деятельности. Этот пожилой господин, славящийся легендарной элегантностью, всегда умел подчеркнуть свое изящество и стройную фигуру. Я сразу догадалась, что он очень сердит, и виновато съежилась. Он постоянно предупреждал нас о необходимости быть внимательными и избегать “кульбитов” как на работе, так и в повседневной жизни. Он оглядел меня с ног до головы, увиденное ему не понравилось, и на его лице появилось полуогорченное, полуироничное выражение. Не обращая внимания на меня, он обратился к Сандро:
– Помоги мне посадить ее в машину и беги в школу. Я с вами свяжусь.
Я не закатила истерику только потому, что это был Огюст: опять это ощущение бессилия и исключенности из игры. Я впилась ногтями в руку Сандро, который подавил смешок. Он помог мне устроиться на заднем сиденье, ободряюще подмигнул и захлопнул дверцу. Стоя возле моего окна, он смеялся с Огюстом. Вскоре тот сел вперед, рядом с водителем. Я окончательно почувствовала себя дрянной непослушной девчонкой, которую поставили в угол.
– Поспи немного, – вот и все, что Огюст мне сказал.
После этих слов он, негодуя, замолчал. Моя глупость и неуклюжесть бесили его. Движения пальцев, постукивающих по набалдашнику трости, были достаточно красноречивыми. Если бы Огюст мог меня стукнуть, это принесло бы ему облегчение. Раздражение не помешало ему завести предельно вежливую беседу с водителем и при этом величественно игнорировать меня. Я точно знала, куда он меня везет. Сандро и Бертий уже побывали там, а я до сих пор счастливо держалась на почтительном расстоянии от этого места. Интересно, как мне это удавалось? Скорее всего, до вчерашнего дня я ухитрялась уберечься от худшего или, если получала травму, успешно ее от всех скрывала. Огюста хорошо знали в старой частной клинике на окраине западного пригорода Парижа. По рассказам, она стояла посреди парка и была уже не первой свежести. Выбора мне не оставили, и я постепенно расслабилась и даже задремала.
