– Михаил, – она тоже встала, нацепила на нос очки, отгородилась от его пронзительного, в самую душу заглядывающего взора, – ты мне жизнь спас, я тебе за это по гроб жизни буду благодарна. Ты пойми, я ведь только поэтому до сих пор никому ничего не рассказала. Но на этом все, я расплатилась с тобой своим молчанием, и на большее не рассчитывай. Пора мне!
Аглая шагнула из густой яблоневой тени под яркое солнце, но в тот самый момент Свирид поймал ее за руку, сжал не больно, но крепко. От его взгляда, пронзительного, незнакомого, не спасли бы ни одни солнцезащитные очки в мире, и она дернулась, пытаясь высвободиться, уйти прочь от этого посланного ее страшным прошлым человека.
– Аглая, как ты себя чувствуешь? – Голос обманчиво мягкий, успокаивающий, а лед во взгляде не тает, расцветает морозными узорами по бледно-голубой радужке, оседает инеем на длинных девичьих ресницах.
– Хорошо я себя чувствую! – Ей все-таки удалось выдернуть руку. Да что толку, если из этого снежно-морозного плена не освободиться никак?! – А буду чувствовать еще лучше, если ты уберешься с моего пути!
– Аглая, ты знаешь, я ведь психиатр, хороший психиатр.
– Да будь ты хоть Юнгом и Фрейдом в одном лице, мне-то что с того? – Неожиданно на помощь пришла злость. Злость помогла сдерживать этот ледяной натиск, растопила ненавистные морозные узоры.
– Я бы мог тебе помочь.
– Помочь? Ты мне?! – Это что же, он ей даже не намекает, а прямым текстом говорит, что она ненормальная? Профессиональную помощь предлагает, лицемер проклятый... – Спасибо, как-нибудь обойдусь, – дернула плечом Аглая.
– Ведь не прошло же ничего. Это до сих пор с тобой случается. – Не слова, а удар под дых, жестокий, беспощадный. Дышать нечем, и сердце готово выпрыгнуть из груди.
Случается, до сих пор случается....
– Пошел к черту!
Все, не оборачиваться, не слышать тихого, с выверенными профессиональными интонациями голоса, не смотреть в глаза. У нее дела: ей нужно купить пятновыводитель и половинку хлеба, и обязательно пачку сигарет. А лучше две...
– Аглая. – Расстояние глушит голос, но не уничтожает слова. – Если ты решишься, я буду ждать...
Дневник графа Полонского
15 сентября 1913 года
Вчера вернулись! Как же радостно сменить, наконец, унылую европейскую пристойность на бесшабашную российскую разухабистость! Дома хорошо, привольно, даже дышится по-другому, полной грудью. Не думал, что буду так тосковать по родине. О дочках вспоминал каждый день, даже во сне видел несколько раз, а про поместье вроде и не думал, а поди ж ты, стоило только дом увидеть, как сердце от радости занялось. Захотелось выпрыгнуть из кареты и бежать, бежать, как когда-то в раннем детстве. Но не пристало графу Полонскому козликом молодым скакать, да и годы уже не те.
Ульяна вывела Лизоньку с Настенькой на крыльцо. И как только догадалась, что мы едем? Все больше утверждаюсь в мысли, что есть в Оленькиной кормилице что-то ведьмовское, обычному человеку неподвластное.
Как же они подросли, мои любимые доченьки! Лизонька вытянулась сильнее, зато у Настеньки щечки круглее. Обе красавицы, а уж какие умницы! Как увидели нас с Оленькой, так защебетали, как пташки, кинулись целоваться.
Обнимал дочерей, а сам все на Оленьку смотрел, как она с девочками встретится, загорится ли тем внутренним светом, который видел я в ней все эти годы и который нынче точно погас.
Улыбнулась, обняла, поцеловала сначала Лизоньку, потом Настеньку, по головкам кудрявым погладила, а на Ульяну, кормилицу свою, даже и не взглянула. Может, не захотела перед прислугой чувства истинные показывать, может, в доме, в уединении, все иначе будет. Только вот неспокойно на душе. Мне Ульяну нисколечко не жалко. Сказать по правде, боюсь я ее, каргу старую. Как зыркнет цыганским глазом, так сердце и останавливается, но ведь кормилица же, с младенчества при Оленьке, любит ее, точно мать родная. За что ж к ней так-то холодно?
Да и не только к ней. Давно замечаю, как сильно переменилась моя супруга. Не помог курорт с его весельем и целебными водами, стала моя Оленька царевной-несмеяной. Не хочу думать, что страшный прогноз столичных эскулапов может сбыться, что повредилась моя любимая девочка умом... Может, отвезти ее в Санкт-Петербург? Вдруг в первый раз профессора что-то важное упустили, вдруг лечение какое нужно, а я не знаю...
* * *
Сегодняшний день для Люси выдался особенно скотским, не заладился с самой первой минуты. Во-первых, она проспала. Еще с вечера завела будильник на семь утра, а он, зараза, не сработал, и проснулась она только в начале девятого. Свирид, ясное дело, ничего не скажет, но посмотрит этим своим особенным взглядом, от которого мурашки по коже, а уж что подумает, одному богу известно. Плохо это для ее нового имиджа, очень плохо. Что ж она за бизнес-леди такая, если позволяет себе опаздывать?!
Во-вторых, любимый «Мерседес», ярко-красный, навороченный, с первой минуты горячо любимый, вдруг не завелся, и на работу пришлось пилить пешком, по пылище, на десятисантиметровых шпильках. Можно было, конечно, позвонить Свириду, он бы не отказал, заехал бы как миленький, но проклятая гордость не позволила. Она теперь самостоятельная и свободная, она теперь все-все будет решать сама.
В-третьих, когда Люся доковыляла наконец до усадьбы, ноги ее были стерты в кровь, а кабинет, который она считала своей неделимой территорией, оккупировали Свирид со Степанычем. Мало того что пропала последняя надежда проникнуть на территорию незамеченной, так еще и не переобуешься теперь в другую, более удобную обувь. Не станет же она демонстрировать свою слабость?!
Было еще и «в-четвертых»: эти двое мало того что без спроса вторглись в Люсины владения, так еще и устроились за ее столом, разложили на нем какие-то бумажки и писульки, уперлись в стеклянную столешницу своими немытыми лапами.
– А что это вы тут устроили?! – Люся с детства усвоила, что лучшая защита – это нападение. Сейчас главное – не дать врагу опомниться и пойти в контратаку. – Свирид, что за свинство такое – вламываться в чужой кабинет без спросу?
– Прости, – буркнул он, не оборачиваясь, – просто твой кабинет единственный, который выходит на теневую сторону и где есть кондиционер.
Значит, кондиционер наконец починили. Ну хоть одна хорошая новость за все утро.
– А что это у вас тут? – Стараясь не хромать, Люся подошла к столу. – Чертежи какие-то, карты...
– Да вот, думаем, где будем зимний сад разбивать, – в усы прогудел Степаныч.
– Какой еще зимний сад?! – Вот тебе и «в-пятых»! – Тебе, Мишенька, парка мало?
– Пока достаточно, но придет зима, и стрессоустойчивость наших пациентов резко понизится, а общение с природой гармонизирует, – проинформировал Свирид.
– Вот и пусть себе общаются с природой в парке! На хрена зимний сад? Ты подумай, это ж возни сколько! Застройку согласуй, строителей найми, ландшафтных дизайнеров и прочих огородников пригласи, лютики-цветочки высади, а потом еще тридцать три года жди, пока все это добро примется и заколосится! Свирид – выброшенные деньги, я тебе говорю.
