– Лета-а-ает!..
И расправляла руки, как мама.
Моя детская жизнь проходила возле окна, в котором было только море и небо. Иногда между морем и небом пропадала разделяющая линия, то есть исчезал шлагбаум, и они сливались в один цвет.
В любую минуту мог прилететь дедушка. Мне рассказывали, что он был очень добрым. А это значит, что он катает на своих плечах всех детей, которые его просят. И всё детство было обидно, что он летает, а меня с собой не берёт.
А сегодня мне исполнилось сто семнадцать лет. Я взяла удочку и попёрлась на рыбалку… Был как раз белый-белый день, как будто его забыли закрасить. Исчез шлагбаум между морем и небом, и мои шаги на заснеженном льду тоже вскоре исчезли.
На этой пограничной заставе Виталий и Казимир выловили меня.
Теперь мы вместе рыбу ловим. Наши сети закинуты в пустоту. Наши внуки и правнуки ждут, когда мы прилетим, смотрят в окна, разглядывают мой альбом для набросков, в котором по-прежнему сидят два рыбака.
Мне казалось, что этот рисунок надо дорисовать. Я долго смотрела, думая, что же нужно сделать: небо закрасить, воду или берег. Перевернула лист с мыслью, что потом дорисую. Но почему-то с обратной стороны записала: «пустота приемлема».
Потому что глазам не видно, а душе видно – видно, что это море, что это небо, что это лодка, а это сети.
Всё будет видно потом, когда мы все соберёмся на том берегу.
Небесные силы слушают
– Батюшка, пора выходить! Люди уже собрались! Батюшка, где ви? Ми ждём вас! Приём!
– Опять, наверное, рацию забыл!..
– Отец Александр, где ви?..
Вместо «вы» проскакивает сербское «ви». Милица пришла в храм рано утром и сразу надела форму с надписью «сотрудник храма». Сегодня Милица дежурная, и должна сообщать отцу Александру, что люди на улице уже собрались и пора освятить пасхальные куличи. У Милицы очень маленький рост и голос похож на музыку из детской шкатулки:
– Батюшка, ви где?
Дюймовочка с рацией даёт указания остальным волонтёрам и просит собравшихся людей немного отступить от пасхального стола, и те отступают, но через минуту праздничные куличи вновь притягивают их к себе.
– Сейчас, сейчас придёт батюшка!.. Отступите на два шага!.. Чтобы батюшка смог прочесть молитву.
К храму подходит её подруга Драгана. Драгана необычайно высокая, и ей приходится очень сильно наклоняться к маленькой Милице. А Милице, в свою очередь, приходится вставать на цыпочки.
– Драгана, хорошо, что ти пришла!.. Ми потеряли отца Александра. Найди отца Александра!..
Драгана и Милица недавно приехали из Сербии, чтобы изучать русскую литературу в петербургском университете. Милица старается говорить быстро, боясь неправильно сказать слова по-русски. Но когда сбивается, всегда поправляет себя:
– Простите, я не выразилась хорошо.
Вслед за Драганой входит Вика. В миру она агент по квартирам.
– Держи корзинку, будешь принимать дары.
– Ого! – восклицает Вика. – Сколько грешников собралось куличи святить. А на исповедь никто не хочет?! Грехи дома забыли? – задорно спрашивает у прихожан Вика.
По своей весёлой резкости она похожа на дерзкого и непослушного мальчугана.
– А меня сегодня нечистый искушал: мяса среди ночи захотелось! Еле уснула. Мясо снилось. В общем, на Пасху сделаю себе шашлык, – и Вика показала руками, что шашлык будет большой.
Вдобавок к мальчишескому характеру она всегда носит шапку (а не платок) и джинсы (а не юбку).
– Платки мне не идут, а про штаны в Библии ничего не сказано, – обычно сообщает Вика осуждающим бабушкам.
Осуждающие бабушки – это одно из первых испытаний на пути к вере. А пока стоишь в молитвенном стоянии на исповедь, такая бабушка может подкинуть тебе ещё два-три смертных греха.
Свою исповедь бабушка обычно начинает со слов: раба Божия такая-то… родилась в таком-то году, в таком-то месяце… Бабушка глуховата, поэтому кроме батюшки и Неба её слышат и остальные прихожане: «Я вчера пенсию получила… В суп фасоль положила…». Батюшка перебивает:
– Грех-то ваш в чём?
Раба Божия разводит руками, точно крыльями, – нет греха!
Зато очередь наполнилась смертными грехами: унынием, гневом и завистью к безгрешной рабе.
– Как нестыдно так долго морочить батюшке голову? – вопрошает кто-то внутри молитвенного стояния. – Неужели Небо слушало всю эту чепуху? Фасоль она ела…
– Батюшка, где ви?
Наконец, рация оживает. И очень строгий голос произносит:
– Небесные силы слушают.
Все начинают улыбаться. Батюшка нашёлся и так чудесно шутит.
– Интересно, а там, на небесах, есть чувство юмора? – спрашивает кто-то.
– Конечно!
– А над чем они там смеются? Там же одна благодать вокруг.
– Над нами.
– А!.. ну если так… значит, просто ржут.
Батюшка пришёл. Читается молитва. Отец Александр окропляет святой водой пасхальный стол. Мы идём следом и принимаем дары прихожан.
В детстве я смотрела на ребят, идущих с корзинками даров, с благоговением. Они были такие светлые, такие другие. Я протягивала им пасхальное яичко и кулич, они отвечали мне: «Спасибо, с праздником!». И мне тут же хотелось дать им ещё кулич, только чтобы они повторили эти слова.
А теперь оказалось, что эти ангелоподобные ребята – мы. То есть совсем не ангелы. Прихожане. И в большинстве своём – прихожанки.
…Сегодня среди ночи прозреют слепые глаза домов, чтобы посмотреть, как внизу идёт крестный ход. Как выходят из храма прихожане и священнослужители. Как летят по небу хоругви.
Вика смотрит в небо и замечает несколько грешников, забравшихся на крышу… нет, «простите, я не выразилась хорошо», Вика видит неверующих, но любопытных.
– Во всяком случае, к небу они сейчас ближе, – примиряюще говорит Вика.
Милица охраняет ладошкой свечу от ветра. Настоятель храма отец Андрей читает молитву. Тёплое дыхание смешивается с холодным воздухом – и общая молитва превращается в облако-пар, уходящий в небо.
Рация уже не нужна.
Небесные силы слушают.
Катерина
– Воду сюда, сюда, а где скамейка? Скамейка нужна. Фёдор, помогай, чего стоишь, туда ещё воды нужно, сейчас батюшка придёт, а у нас ничего не готово. Федя, отнеси, пожалуйста. Открой да скажи, чтобы подождали. Баки не полны ещё.
