Мама как будто в изнеможении прислонилась к стене, ее каштановые волосы тонкими прядями падали на лицо, немного растрепанные, но все равно аккуратные.
– Тебе надо понять, – запинаясь, начала она. – Ленор была храброй, чуточку нетерпимой и чуточку несдержанной. Она ненавидела слабость, особенно в себе. Но она всегда стояла за меня горой. Она была дерзкой и яркой. Для меня она была настоящим героем. Я всегда ею восхищалась. – Она вздохнула, и мне показалось, что здесь она и остановится. Но она посмотрела на меня и продолжила: – Я смотрела ей в рот. Можно сказать, я ее боготворила. Может быть, я поспешила выскочить замуж отчасти из-за того, что мне хотелось, чтобы она думала, будто в Америке у меня интересная жизнь, но если по правде, то без нее я себя чувствовала совершенно потерянной. Все это время я тосковала по дому, но я никогда ей об этом не говорила. – Она покачала головой. – Даже не знаю, почему. Я не знаю, почему раньше, когда мы были детьми, мне непременно надо было указывать ей на ее недостатки… И вести себя так, словно я понимала что-то такое, чего не понимает она. Я как будто хотела ее принизить, опустить ее до своего уровня – до уровня маленькой, вечно напуганной девочки. Я не хотела, чтобы она поняла, что мне до нее не дотянуться. Даже когда она горевала, казалось, что с ней происходит что-то важное и интересное, что-то такое, чего никогда не будет у меня. В моем понимании она всегда пребывала на недосягаемой высоте.
– Ясно, – сказала я с горечью. – Ты ей завидовала.
– Нет. – Мама покачала головой и сжала губы. – Не завидовала. Просто я не хотела, чтобы она меня бросила. – Она на секунду закрыла лицо руками. – Удивительно, да? Мы отталкиваем людей, потому что хотим быть рядом с ними. Разве можно придумать что-то глупее? – Она невесело улыбнулась. – Все эти годы я честно пыталась измениться, но так и осталась пугливой и робкой. То, что я должна была сделать для Бизи… это сделала ты…
– Но теперь-то ты здесь, – сказала я.
Она отвела взгляд и покачала головой.
– То письмо, которое Ленор отправила с корабля… я его не получила. Вернее, получила, но уже после ее приезда. И когда она возникла у меня на пороге, с большим животом, явно беременная… Для меня это был шок. Она приехала в мае, было тепло, даже жарко, но ее бил озноб. Я просто обомлела. – Она улыбнулась, и у нее по щеке покатилась слеза. – Она даже не спрашивала меня почему. Она просто сказала: «Давай начнем все сначала». И мы начали все сначала. – Мама сплела пальцы в замок и продолжила: – Думаю, нам не надо выбирать, кто станет нашей второй половинкой. Я любила твоего папу. Но человеком, который знал меня лучше всего – без блеска и мишуры, человеком, который видел во мне только лучшее, несмотря на все мои слабости, была Ленор. Она нас любила, меня и тебя.
– Она умерла, когда рожала меня, – сказала я, хотя мне было страшно произносить это вслух.
Мама ответила не сразу. Она помолчала, а потом просто сказала:
– Да, она умерла.
– Когда ты возвращаешься в Ханаан? – спросила я после паузы и только потом осознала, что сказала «ты», а не «мы».
Мама судорожно сглотнула.
– Что ж, это важная новость, и я даже не знаю, как об этом сказать. – Она секунду помедлила и продолжила, явно волнуясь. – Я оставила нам дом и двадцать акров земли. На случай, если мы захотим вернуться. Все остальное… – Она пристально посмотрела на меня. – Я продала людям, которые занимаются переселением. Они посадят там новую траву. Обо мне даже писали в газете, – смущенно проговорила она. – Я привезла вырезку.
Она показала мне мятый бумажный квадратик, который достала из сумки.
– Здесь говорится, что мы с Бизи умерли, – удивилась я.
Мама виновато улыбнулась:
– Я сказала репортеру, что вас сейчас нет. Из-за пылевой пневмонии. Он, наверное, подумал, что я имела в виду, будто вас нет в живых. Приходили соседи, выражали соболезнования, и мне каждый раз приходилось им объяснять, что это неправда.
Я перечитала статью. Двадцать акров это все еще ферма и дом. Но у меня было странное, печальное, какое-то невесомое чувство.
– И как мы распорядимся деньгами?
Она испытующе на меня посмотрела.
– Я потратила двадцать пять долларов на дорогу. Что делать с остальными, надо решить.
Я попыталась придумать, что сказать, но мама еще не закончила.
– Ты хочешь вернуться домой? – спросила она.
– Не знаю.
– Я тоже. Даже если есть к чему возвращаться, я, если честно, не знаю. – Она пристально посмотрела на меня. – Может быть, мне еще не поздно стать храброй.
И тут мы подходим ко второй большой новости, Эллис. К тому, о чем будет сложнее всего сказать.
Через несколько дней после того разговора с мамой мы с Софией и Бизи, как обычно, пошли гулять. По дороге к реке Бизи носилась вокруг нас кругами (теперь она поправилась и совершенно не поддается контролю, она как удар молнии, что рикошетит от стен).
Мы шли вдоль ряда прилавков с фруктами, мясом и бакалеей, наблюдая за чайками над водой и проплывавшими мимо лодками.
В тот день я себя чувствовала особенно неприкаянной: я не хотела возвращаться домой, но и в городе я была словно чужой. Мне казалось, я стою на пороге чего-то нового и неизведанного, как это было перед отъездом из Ханаана, но сейчас ощущение было еще пронзительнее и острее.
Мы с Софией облокотились на парапет и наблюдали за лодками. Манхэттен очень красивый, Эллис, если ты готов разглядеть его красоту и не сравниваешь его с тем, что любил раньше.
София повернулась ко мне и сказала:
– У меня много клиентов в конюшне. Я почему-то уверена, что они последуют за мной, если я перейду работать в другое место. И я подумываю о том, чтобы открыть свою собственную конюшню. Я уже нашла помещение, осталось только внести предоплату за аренду.
Я слушала и поражалась тому, какая она смелая и решительная.
– Я подумала… Там будет много работы, и одной мне не справиться.
– Ты предлагаешь мне работу? – удивленно спросила я. Мне казалось, что в эти минуты пыль из легких Бизи переместилась ко мне в легкие, и все в груди сжалось. Наверное, именно так иногда и решается наше будущее; несколько слов, сказанных на прогулке, меняют все.
– Это не бог весть что и уж точно не то, о чем мы мечтали, но все-таки лучше, чем ничего. Вы с Бизи и мамой сможете снять отдельную квартиру, и я тоже смогу снять отдельное жилье. Может, однажды мы даже сможем позволить себе разъезжать на такси, – поддразнила она, а потом вновь сделалась серьезной. – Честно сказать, рядом с Бизи у меня ощущение, как будто со мной мой отец. Я не сумела спасти его, но помогла спасти Бизи. Каждый раз я смотрю на нее и вспоминаю об этом. И мне кажется, я говорю отцу: «Видишь, я все делаю правильно».
София наблюдала за мной, не скрывая волнения. Я думаю, она уже поняла, что я скажу «нет», потому что ее испытующий взгляд вдруг стал очень серьезным и немного грустным.
