Мне б тоже не помешало разобраться в самом себе. Но это не так-то просто.
Это я сказал Мариэ Акигаве. И вспомнил эти слова, стирая полотенцем с тела ночной пот.
Утром в пятницу дождь перестал, небо прояснилось. Чтобы успокоиться после наполовину бессонной ночи, я перед обедом прогулялся по окрестностям. Зашел в заросли, обогнул кумирню и спустя много времени впервые проверил склеп. В ноябре ветер стал значительно холоднее. Землю уже устилал ковер из влажных опавших листьев. Склеп, как и прежде, был плотно закрыт подогнанными досками, которые тоже завалило разноцветной листвой, на крышке по-прежнему лежали камни. Однако мне показалось, что их расположение чуть изменилось по сравнению с прошлым разом. То есть лежали они примерно так же, но все же чуточку иначе.
Но меня это особо не встревожило. Кто еще мог наведаться к этому склепу, кроме нас с Мэнсики? Сдвинув одну доску, я заглянул внутрь, но в яме никого не оказалось. Лестница прислонена к стене так же, как и раньше. Мрачный склеп как ни в чем не бывало продолжал свое молчаливое бытие прямо у меня перед носом. Я опять закрыл его крышкой и сверху поставил камни, как они и стояли прежде.
Также я не беспокоился, что почти две недели не появляется Командор. Как он сам говорил, у идеи тоже бывают свои заботы – вне времени и пространства.
Наконец вскоре настало следующее воскресенье. В тот день произошло много всякого. И день выдался очень беспокойный.
32
Его профессиональные навыки ценились на вес золота
Пока мы разговаривали, приблизился другой человек. Профессиональный художник из Варшавы среднего роста, нос с горбинкой. На бледном лице великолепные усы. Его характерная внешность сразу бросалась в глаза еще издалека. И его высокое профессиональное положение (в лагере его профессиональные навыки ценились на вес золота) было очевидно. Все его уважали. Зачастую он подолгу рассказывал мне о своей работе.
– Я рисую акварели для немецких солдат. Нечто вроде портретов. Мне приносят фотографии родственников, жен, матерей. И все хотят картины с изображением своих близких. Эсэсовцы вдохновенно, с любовью рассказывают о своих семьях. О цвете их глаз, волос. И я по их поблекшим черно-белым любительским снимкам рисую портреты их семей. Но кто бы мне что ни говорил, я хочу рисовать совсем не их немецкие семьи. Я хочу рисовать черно-белых детей, наваленных кучей в «лазарете». Я хочу рисовать портреты людей, которых эти скоты отправили на смерть, точно на бойню, а потом заставить их разобрать эти портреты по домам и там повесить на стены. Сволочи!
Художник при этом был очень сильно взволнован.
Самуэль Вилленберг, «Восстание в Треблинке», стр. 96.
Примечание: «Лазарет» – другое название помещения для казней в концентрационном лагере Треблинка.
КОНЕЦ 1-Й КНИГИ
