В тот день до самого его конца Командор не объявился ни разу. Возможно, он, как и филин, тихо отдыхал на чердаке. Идеям, и тем нужны выходные. И я ни разу за весь день не приблизился к мольберту. Я тоже имею право на отдых.
И я поднял бокал за Командора.
27
Даже явственно помня их вид?
Пришла подруга, и я рассказал ей про ужин в доме Мэнсики. Разумеется, про Мариэ Акигаву, бинокль с треногой на террасе и тайное сопровождение Командора умолчал. Описывал подававшиеся блюда, планировку дома, обстановку в комнатах – в общем, все самое безвредное. Мы лежали в постели, оба голые, до этого примерно полчаса занимались сексом. Некоторое время я не мог успокоиться, помня, что за нами откуда-то наблюдает Командор, но затем позабыл и об этом. Хочет смотреть – пусть смотрит.
Она, точно спортивная фанатка, которой не терпится выяснить до мельчайших подробностей, как во вчерашнем матче набирала очки любимая команда, желала знать, что подавали на стол. И я, насколько мог вспомнить, достоверно описывал ей все меню с начала ужина и до конца: от закусок до десерта, от вин до кофе. Посуду – тоже, благо зрительная память у меня отменная. Стоит мне сосредоточиться – и все, что попадает в поле моего зрения, я могу позже вспомнить до малейшей детали. Даже спустя долгое время. Поэтому я и смог живописно воспроизвести особенности каждого блюда – так, будто делал набросок с натуры. Подруга зачарованно слушала мои гастрономические описания, а порой даже слышимо сглатывала слюну.
– Какая прелесть! – наконец воскликнула она, словно бы грезя наяву. – Хоть раз угостил бы меня кто-нибудь такой прекрасной едой.
– Но если честно, я почти не помню вкуса блюд, которые нам подавали, – признался я.
– Вкус блюд ты почти не помнишь? Но они же были вкусные?
– Очень. Это я помню. Но какой у них был вкус, вспомнить не смогу. И объяснить словами тоже.
– Даже явственно помня их вид?
– Ага. Ведь я художник. Форму блюд воспроизвести могу, мне это близко, а объяснить их содержание – нет. Вот писатель, пожалуй, смог бы описать даже их вкус.
– Странно, – сказала она. – Выходит, занимаясь вот так вот со мной, позже ты сумеешь подробно изобразить все на картине, а описать словами собственные ощущения не сможешь?
Я попробовал упорядочить ее вопрос в уме.
– Ты это о сексуальном удовольствии?
– Ну а о чем же еще?
– Возможно, ты права. Но если сравнивать секс и пищу, мне кажется, вкус пищи описывать труднее, чем сексуальное удовольствие.
– Выходит, – произнесла она голосом ледяным, точно мороз после заката в начале зимы, – вкус угощений господина Мэнсики нежнее и глубже того сексуального удовольствия, что я тут тебе доставляю?
– Нет, я не о том, – занервничал я и добавил: – Вовсе не так всё. Я имел в виду не качественное сравнение содержания, а степень сложности самого сравнения. В техническом смысле.
– Тогда ладно, – сказала она. – А что я тебе делаю… это же неплохо? В техническом смысле.
– Конечно, – ответил я. – Это просто замечательно! И в техническом смысле, и в любом другом. Так замечательно, что невозможно даже изобразить на картине.
Признаться, то плотское наслаждение, какое она мне доставляла, было просто безупречным. Прежде у меня был сексуальный опыт с разными женщинами – пусть даже их было не настолько много, чтобы этим гордиться, – однако ее половой орган был куда более нежным и чутким, чем все остальные, известные мне. Прискорбно, что им столько лет пренебрегали. Стоило мне ей это заметить, как она зарделась:
– Ну ты и скажешь! Что, правда?
– Правда.
Она подозрительно посмотрела на меня сбоку, но затем, похоже, поверила мне на слово.
– А гараж он показывал? – спросила она.
– Гараж?
– Да, его легендарный гараж, где стоят четыре английские машины.
– Нет, гараж не показал, – ответил я. – Территория там большая, и гараж на глаза нам не попался.
– Фу, – фыркнула она. – И ты, конечно, не спросил, действительно у него есть «ягуар-И»?
– Нет, не спросил. Даже не подумал об этом. Ведь я толком не разбираюсь в машинах.
– И довольствуешься подержанным универсалом «тоёта-королла»?
– Точно.
– Вот мне бы непременно захотелось хоть на миг дотронуться до этого самого «И». Такой он красивый! Я как увидела его в детстве в фильме, где играют Одри Хепбёрн и Питер О'Тул, так прямо и влюбилась. Питер О'Тул в этом фильме ездил на сверкающем «И». Постой, какого он был цвета? По-моему, желтого
[38].
Она вспоминала, как видела в детстве ту спортивную машину, а у меня в памяти всплыл тот «субару-форестер» – белый внедорожник, стоявший на парковке сетевого ресторана на окраине приморского городка в префектуре Мияги. На мой взгляд, красивой эту машину назвать трудно. Обычный компактный вездеход, приземистый механизм, созданный для работы. Людей, что захотели бы его потрогать, крайне мало. Ведь это не «ягуар-И».
– И что, он не показал ни парник, ни спортзал? – спросила она, вновь вернувшись к дому Мэнсики.
– Да, ни парник, ни спортзал, ни прачечную, ни кухню, ни проходную гардеробную площадью десять квадратов, а также игровую комнату, где стоит бильярдный стол, говоря по правде, мне он не показывал. Потому что не водил меня туда.
У Мэнсики был в тот вечер очень важный разговор ко мне, и ему наверняка было не до неспешных экскурсий по дому.
– У него действительно есть проходная гардеробная на десять квадратов? А также игровая комната, где стоит бильярдный стол?
– Не знаю. Я просто вообразил. Хотя ничего удивительного, если есть.
– То есть комнат, кроме библиотеки, вообще не показывал?
– Не-а. Меня ведь не интересует дизайн интерьеров. Показал только прихожую, гостиную, библиотеку и столовую.
– Выяснить, где находится та «Потайная каморка Синей Бороды», тоже не удалось?
– Не было у меня такой возможности. Я ж не мог его спросить: «К слову, господин Мэнсики, где тут у вас пресловутая “Потайная каморка Синей Бороды”»?
Разочарованно прищелкнув языком, она несколько раз качнула головой.
– Какие же вы, мужики, чурбаны! Что, у тебя совсем никакого любопытства нет? Будь там я, мне бы показали все до последнего угла.
– У мужчин и женщин горизонты любопытства наверняка отличаются.
– Похоже, что так, – смирившись, сказала она. – Хотя что мы об этом? Я и так должна быть тебе благодарна – столько свежей информации о доме господина Мэнсики.