– Сколько здесь сейчас пациентов? – спросил сыщик, чувствуя себя нелепым в больничном одеянии, бумажном чепчике и полиэтиленовых носках.
– Человек десять, – ответил блондин.
– Этого достаточно для безбедного существования такой клиники?
Провожатый усмехнулся.
– С такими счетами, которые им выписывают, – более чем, поверьте мне.
* * *
Она получила пакет, вернувшись в отель. Хозяин достал его из-под стойки и протянул ей со словами: «Это оставили для вас…» Кирстен поднялась в номер, развернула оберточную бумагу, открыла коробку, откинула тряпицу и увидела оружие, обмотанное промасленной пленкой. Полуавтоматический «Спрингфилд XD». Хорватский пистолет, легкий, надежный. И три обоймы по пятнадцать патронов калибра девять миллиметров.
* * *
Его вернули в палату в 16:00. Он сразу проверил чемодан и заметил, что в нем копались: вещи лежали по-другому. Они даже не дали себе труда скрыть это. А вот телефон оказался на месте.
Сервас подошел к окну и выглянул на улицу. С гор наползали тучи; они уже закрыли весь пейзаж темной вуалью, обесцветив его. Над озером поднимались фумаролы, как будто под поверхностью вызревал огромный пожар.
Воздух обещал снегопад. Мартен обернулся на звук открывшейся двери.
* * *
Медбрат подвез каталку к детской кровати и велел Гюставу перебираться, а когда тот все сделал, улыбнулся, накрыл его одеялом и подставил ладонь, чтобы ребенок хлопнул по ней. Из коридора в палату шагнул другой человек.
– Привет, Мартен, – сказал Гиртман.
У Серваса волосы на голове встали дыбом. Высоченный швейцарец с четырехдневной щетиной и покрасневшими веками выглядел угрюмым, отсутствующим и озабоченным. «Растревоженным, – вспомнил правильное слово Сервас. – Его мучит какая-то тайная мысль».
Майора обдало жаром; он приписал это температуре в палате, хотя понимал, что дело в другом. Насторожился. Спросил:
– Что происходит?
Швейцарец не ответил, подошел к кровати Гюстава и погладил его по волосам. Майор почувствовал укол ревности, увидев доверчивую улыбку мальчика, встретился взглядом с бывшим прокурором и похолодел. Юлиан Гиртман чего-то боится. Или кого-то. Сервас впервые видел страх в его глазах и поразился. Он понял, что причина состояния этого человека кроется не только в опасениях за жизнь ребенка. Вспомнил, как швейцарец подскочил к окну, бросил беглый взгляд через стекло и опустил жалюзи.
Что-то происходило – там, возле клиники.
* * *
Кирстен стояла у католического собора и смотрела в бинокль на «Ниву». Политый поливальщик
[126]. Она ясно различала человека за рулем – тот тоже держал у глаз бинокль, но наблюдал за клиникой. Свой пистолет Кирстен сунула за ремень и прикрыла курткой. Перевела окуляры на окно палаты Мартена – и замерла, увидев Гиртмана. Сервас стоял у него за спиной, а Гюстав лежал на кровати. Потом Гиртман опустил жалюзи.
16:30. Скоро стемнеет; нужно решить, что делать.
* * *
Регер смотрел вслед удалявшимся по Халльштаттерзее машинам спасателей. Шуршали шины, вращались на крышах синие фонари, обстановка смахивала на конец света. Искореженный металл, искалеченные тела, сломанные жизни, свет, подобный пожару, треск раций, завывание болгарок, которыми потерпевших вырезали из попавших в аварию автомобилей…
Теперь, когда наконец-то стало тихо, об адском происшествии напоминали лишь пятна масла и крови да следы торможения на асфальте. Регер почувствовал приближение мигрени.
К счастью, он не знал ни погибшего на месте водителя «Форда», ни трех других, тяжелораненых пассажиров. Придется составить рапорт. У него все еще дрожали ноги. Водитель грузовика ехал слишком быстро, не справился с управлением и вылетел на встречную полосу, как Сисси Шварц
[127] на лед. Произошло лобовое столкновение, и «Форд» получил смертельный поцелуй. Ехавший следом «БМВ» – за рулем сидел пастор – врезался в «Форд». Чудо, что погиб один человек…
Регер вспомнил, что делал этим утром – до аварии. Бросил все дела в клинике и ринулся сюда. Боже, что за день! Всегда так бывает. Неделями ничего «вкусненького» не происходит, а потом – нате вам, хлебайте большой ложкой!
Его мысли вернулись к клинике, и в душу закралось ужасное сомнение. Вдруг тот тип сбежит? Что о нем подумают французские коллеги? «На кону репутация австрийской полиции», – сказал он себе и, не заходя в участок, отправился в клинику; по пути позвонил Андреасу, ветерану федеральной полиции Нижней Австрии, и объяснил ему ситуацию.
– Кто он, этот тип? – спросил тот. – В чем его обвиняют?
Регер признался, что и сам толком не знает, но оставлять пациента без присмотра нельзя.
– Приезжай в клинику, – сказал он, – организуем пост у двери палаты, и если он вдруг выйдет, ты пойдешь следом. Он ни в коем случае не должен покинуть здание. Ясно? Нена сменит тебя через несколько часов.
– А через окно он уйти не сможет?
– Я проверил: окна первого этажа всегда заперты.
– Ладно, но французский коллега сказал, чего хочет от своего… соотечественника? – не унимался Андреас.
Заместитель иногда раздражал Регера, особенно когда задавал правильные вопросы, до которых Регер сам не додумался.
– Пообещал объяснить все на месте – мол, дело слишком сложное и деликатное.
– Тогда понятно. Но он под арестом?
Регер вздохнул и дал отбой.
* * *
– Он там, – сообщил Эсперандье, закончив разговор.
Было пять часов вечера. Самира крутанулась на стуле.
– Переночевал в пансионе, – продолжил лейтенант. – Потом собрал чемодан и уехал с каким-то мужчиной.
Она терпеливо ждала продолжения.
– Хозяин гостиницы узнал этого человека. Он местный. Фамилия Штраух. Медбрат в клинике.
– В клинике… – задумчиво повторила Самира.
Венсан кивнул.
– Этот Регер поговорил с сотрудницей и узнал, что Мартен прибыл туда сегодня утром.
– Что будем делать?
– Мы – ничего, – ответил он. – Я возьму отгул и отправлюсь к Мартену… До моего приезда он будет под наблюдением.
Самира нахмурилась.
– Что ты задумал?
– Постараюсь убедить его вернуться и сдаться.
– После вчерашнего, – Самира имела в виду инцидент, о котором знал весь комиссариат, он стал единственной темой для разговоров, – ты решил, что это он застрелил Жансана?
