Мартен подошел к окну. Отражение его лица в стекле наложилось на белый кораблик и серые волны.
«Моя дочь, – подумал он, нервно сглатывая. – Я знаю, ты станешь хорошей, превосходной матерью. А ваш ребенок – счастливым человеком. Понятия не имею, сколько меня не будет рядом, но я… Надеюсь, что ты время от времени будешь думать обо мне и поймешь…»
* * *
Телефон Кирстен зазвонил, когда она с чашкой кофе и булочкой вернулась на наблюдательный пост за столиком.
– Привет, Каспер.
Ее собеседник молчал, и ей чудился звук бергенского дождя.
– Где ты? – спросил он наконец.
– Пью кофе.
– Всё еще в отеле?
– Почему ты спрашиваешь?
– Что?
– Зачем тебе знать, где я нахожусь?
– Не понимаю вопроса.
– Неужели? Ладно, я повторю: с чего вдруг такой интерес к месту моего пребывания и моим занятиям?
– Что за чушь ты несешь? – возмутился бергенский коллега Кирстен. – Я просто хочу знать, как продвигается дело…
– Каспер, я вчера звонила в Осло. И поняла, что они не в курсе. Никто не сообщил им, что мы нашли след мальчика. А ведь я тебя проинформировала. Так почему же ты никому ничего не сказал? Не доложил начальству?
Ей ответил шум дождевых струй.
– Не знаю… Хотел, чтобы ты сама это сделала… Судя по всему, ты тоже умолчала о происходящем.
«Очко в твою пользу», – подумала она.
– Не только у тебя есть профессиональная совесть. Я так же сильно, как и ты, хочу, чтобы мерзавца нашли, но мне никто не оплатил командировку во Францию…
«Два очка».
– Ладно. Извини. Я сейчас на взводе, очень устала.
– Почему? – Пауза. – Нет, не может быть… Только не говори, что он снова появился.
– Мне надо идти.
– Что ты будешь делать?
– Не знаю.
– Береги себя.
– Хорошо. Спасибо.
Каспер закончил разговор и посмотрел на порт. Он сегодня не был на службе – взял день, чтобы закончить наконец собирать мебель. Какой сильный дождь…
В голову пришла мысль о счете в банке. О деньгах, полученных за информацию. О тех деньгах, благодаря которым он уже расплатился с частью долгов. Не со всеми, но это лучше, чем ничего…
Каспер посмотрел на часы и набрал номер, не имевший никакого отношения к полиции.
43. Приготовления
– Ты хорошо себя чувствуешь, Гюстав?
Гиртман посмотрел на мальчика, лежавшего на медицинской кровати и подошел к окну. Белые крыши Халльштатта высились над заметенной снегом парковкой и серой озерной гладью. Клинику построили на холме.
– Да, папа, – сказал за его спиной Гюстав.
От противоположного берега отошел кораблик.
– Тем лучше… – Швейцарец обернулся. – Все случится сегодня вечером.
На этот раз мальчик промолчал.
– Ты не должен бояться, Гюстав. Все будет хорошо.
* * *
– Идемте, – позвал Серваса провожатый. – Берите чемодан.
– Куда? – спросил сыщик.
Он был по горло сыт тайнами. Всю вторую половину дня и весь вечер, как зверь, кружил по своему номеру, потом лег и заснул тяжелым рваным сном.
– В клинику, – ответил блондин.
– Чем вы занимаетесь? В жизни? – спросил Сервас.
– Что? А… Я медбрат, – удивленно объяснил мужчина. – Странный вопрос. Медбрат в клинике… Мне поручили забрать вас и устроить.
– Вчерашнюю маленькую прогулку вы затеяли, чтобы проверить, нет ли за мной слежки? Это тоже часть «устроения»?
Провожатый Серваса озадаченно улыбнулся, майор запер дверь, и они пошли к крошечному лифту.
– Я следую инструкциям, только и всего, – пояснил он.
– И никогда не задаете вопросы?
– Доктор Дрейсингер сказал, что вы – знаменитость из Франции и хотите избежать шумихи, журналистов, ну и все такое…
К великому облегчению Серваса, двери лифта открылись, и он пошел к стойке, чтобы вернуть портье ключ. В голову пришла неожиданная мысль.
– С чего бы мне избегать огласки? – спросил Сервас. – Чем обычно занимается ваша клиника?
Желтую Шапку изумил его вопрос.
– Ну, подтяжками, ринопластикой, веками, имплантатами, пластикой груди – и даже фаллопластикой и нимфопластикой…
Теперь изумился Сервас.
– Хотите сказать, что работаете в клинике пластической хирургии?
* * *
Они проехали несколько сотен метров по красивым улочкам до небольшой больничной парковки. Провожатый первым вышел из машины, открыл багажник, достал чемодан и отдал его Сервасу. Майор с тяжелым сердцем взялся за ручку. Он прочел в Интернете, что пересадка печени – очень сложная и опасная операция, как для донора, так и для реципиента, а длится она может до пятнадцати часов. Сервас… дрейфил. Боялся так, что впору было начинать молиться. В утешение себе он подумал, что Гиртман слишком дорожит сыном, чтобы доверить его абы кому.
Его сын… Он пока даже не начал привыкать к мысли, что у него есть сын. Я здесь, чтобы отдать часть печени моему собственному сыну. Напоминает фразу из научно-фантастического романа.
– Что такое фаллопластика? – поинтересовался Сервас у блондина.
– Хирургическая операция на пенисе.
– А нимфопластика?
– Редукция малых половых губ.
– Прелесть какая…
* * *
Лотар Дрейсингер был живой рекламой пластической хирургии. В жанре «до/после». Он олицетворял «до», потому что был одним из самых уродливых людей, которых встречал Сервас. Его лицо казалось мешаниной из исключительно плохих генов. Нос и уши слишком большие и мясистые, глазки маленькие, челюсть слишком узкая, губы жабьи, а череп лысый и овальный, как пасхальное яйцо… Добавьте сюда желтоватые, в красных прожилках, белки и изрытую оспинами кожу.
«Интересно, увидев милого доктора, клиенты устремляются в операционную или бегут от него, как от чумы, поняв, что пластический хирург не всесилен? Если хозяин клиники не сумел исправить допущенные Природой ошибки, зачем подвергать себя риску?» – думал Сервас, разглядывая врача.
А вот руки у человека в белом халате были ухоженные и очень красивые – майор заметил это, когда Дрейсингер сложил их под подбородком.
– Хорошо доехали? – спросил он.
– Это важно?
Взгляд у желтоглазого доктора был неприятно неподвижный.
– Вообще-то нет. Для меня важно одно – состояние вашего здоровья.
