– Знаешь, кто это? – спросил Гиртман.
Ребенок помотал головой.
– Я скоро тебе расскажу. Это очень важный для тебя человек.
Сервасу показалось, что кишки ему сжала рука филиппинского хилера – и тянет, пытаясь вырвать. Воющий ветер уносил прочь слова швейцарца. Гиртман сунул руку в карман, достал листок бумаги и паспорт.
– Завтра утром в аэропорту Тулуза-Бланьяк тебя будет ждать арендованная машина. Поедешь в Австрию, в Халльштатт. Время в пути – пятнадцать часов. На Рыночной площади, у фонтана, тебя будут ждать. Послезавтра в полдень. Не беспокойся, ты узнаешь встречающего.
– Халльштатт? Город с открытки…
Гиртман улыбнулся.
– Снова «Украденное письмо» По, – сказал Сервас. – Никто не станет искать его там.
– Во всяком случае, теперь, – швейцарец кивнул, – после того как полиция перевернула городишко вверх дном.
– Клиника там? – спросил Сервас.
– Ты просто следуй инструкциям – и всё. А если вздумаешь позвать на помощь норвежскую подругу… Не советую – баллистики вот-вот идентифицируют твой пистолет как орудие убийства, так что даже близко не подходи к Генеральной инспекции.
«Можно было не заводиться с тестом ДНК, – подумал Сервас. – Гиртман на 100 % уверен, что я отец Гюстава, иначе не выбрал бы меня в доноры».
У майора закружилась голова.
– Папа, это он отдаст мне печень? – спросил мальчик, как будто прочитав мысли сыщика.
– Да, сын.
– И я поправлюсь?
– Да. Я ведь говорил – это очень важный человек. Ты должен доверять ему, как мне, Гюстав.
* * *
Кирстен смотрела на долину у подножия заснеженного склона: электрические огни создавали подобие сверкающей лавы, заполнившей все пространство. В номер вошел Мартен, и по лихорадочному блеску его глаз норвежка сразу поняла: что-то произошло.
– Он и вправду мой сын, – сказал сыщик, растерянный и потрясенный до самых основ.
Кирстен промолчала.
– Завтра я уезжаю, – продолжил он.
– Завтра? И куда же?
– Не могу сказать.
Лицо норвежки окаменело, и Мартен обнял ее за плечи.
– Дело не в недоверии, Кирстен.
– Но выглядит именно так.
Она насупилась, взгляд светлых глаз стал ледяным.
– Я не хочу рисковать; возможно, за нами обоими следят…
– Полагаешь, есть кто-то еще, кроме Лабартов? Это полная чушь, Мартен! Ты переоцениваешь возможности Гиртмана; не командует же он армией, в конце-то концов! Кроме того, ты ему жизненно необходим. Вернее, твоя печень…
Кирстен права: пока не проведут трансплантацию, Гиртман его не тронет. А потом? Что будет потом? Не исключено, что швейцарец захочет ликвидировать другого отца, ставшего слишком неудобным.
– Халльштатт, – сказал Сервас.
– Деревня с открытки? – удивилась она.
Сыщик кивнул.
– Дьявольски хитро… Где назначена встреча?
– На Рыночной площади, послезавтра, около полудня.
– Я могу отправиться туда сегодня ночью. Осмотреться на месте…
Сервас встревожился: что, если хозяин отеля – один из подручных Гиртмана?
– Как будешь добираться? – спросила Кирстен.
– В аэропорту будет ждать арендованная машина.
– Давай вернемся в Тулузу. Лабарты мертвы, Гюстав исчез. Здесь нам больше делать нечего. Завезешь меня в гостиницу, а там уж я сама разберусь. Исчезну незаметно и буду иметь несколько часов форы…
Сервас согласился. Норвежка смотрела на него, как женщина, нуждающаяся в близости; он чувствовал то же самое. Их пальцы переплелись, губы встретились.
Кирстен ласкала шею Мартена, пока он раздевал ее. Они занялись любовью – не так, как в первый раз, нежнее, не торопясь, хотя она снова кусалась и царапалась.
– Я кое-что тебе не рассказала…
Сервас посмотрел на нее.
– У меня есть сестра. Младшая… художница.
Сыщик молчал, почувствовав, что Кирстен готова сделать важное признание.
– Она похожа на Кирстен Данст
[120] – такую, как в трилогии о Спайдермене; в «Фарго» она другая. Внутренне напоминает героиню «Меланхолии». – Сервас не признался, что не видел ни одного из этих фильмов. – Блистательная внешность – тебе наверняка знакомо клише: «Она вошла в комнату, и взоры всех присутствующих обратились на нее…» – и темное нутро. Мою сестру всегда привлекали тени и темнота, не знаю почему. Периодически она впадает в депрессию, хотя имеет все, но ей всегда нужно больше. Больше любви, секса, наркотиков, внимания мужчин, опасности… Она рисует, фотографирует и, несмотря на малый талант, выставлялась в Осло, Нью-Йорке, Бергене, потому что знакомства важнее способностей. О ней даже писали лучшие искусствоведческие журналы: американский «Арт ньюс», уважаемое британское издание «Фриз» и международный журнал по дизайну «Уоллпейпер»… Хуже всего, что моя младшая сестричка плевать хотела на искусство как таковое; были бы гонорары, остальное – туфта! Когда умер наш отец, она не приехала в больницу, не была на похоронах. Заявила, что боялась слишком огорчиться. Вместо этого «создала» серию картин в стиле «Бэкон глазами Дэвида Линча»
[121]. На этих полотнах наш отец выглядит чудовищным, огромным, гротескным, высокомерным. «Так я вижу», – заявила она нам. Наша мать так и не оправилась от этого оскорбления.
Кирстен поежилась.
– Не подумай ничего плохого… Я люблю сестру. Даже обожаю, хотя провела все молодые годы, исправляя ее глупости. Морочила голову родителям, «подчищала», обеспечивала алиби, когда она бегала на свидания со всякими психами. А потом… Это случилось в прошлом году… Мне показалось, что она изменилась.
Кирстен оперлась на локоть и продолжила:
– Я не удержалась от вопросов, и сестра призналась, что встретила кое-кого… Блестящего, очаровательного, забавного мужчину… Правда, он старше ее. Она никогда ни о ком так не говорила, но знакомить нас не захотела, и я почуяла неладное. Подумала: очередной наркоман, психопат из тех, что всегда привлекали сестру. А в марте она исчезла. Фьють – и нет ее; испарилась, улетела… Ее так и не нашли.
