– Конечно. Я перезвоню через пять минут, хорошо? Дай мне пять минут, не больше.
Кирстен продолжала что-то бормотать, но мысли майора были заняты другим.
– Мартен!
– Дочь звонила… – сообщил он, не оборачиваясь.
– Всё в порядке?
– Не знаю. Спущусь позвонить. Заодно подышу…
Он пошел к двери. Поймав вопрошающий взгляд напарницы, спросил:
– Что?
– Купишь мне лекарство?
– Какое? – Он почувствовал себя беспамятным идиотом.
– У въезда в деревню есть аптека, до нее метров триста, не больше. Спроси у провизора что-нибудь от тошноты, – терпеливо объяснила Кирстен.
– Да, конечно.
– Спасибо.
Сервас осознал, что напарница, скорее всего, повторила просьбу несколько раз, а его мозг не принял запрос. Его пробил холодный ужас: неужели это последствия комы? Или он стареет и становится рассеянным? Что, если отказал малюсенький участок (пара-тройка клеток серого вещества – ха-ха!) мозга? Он не помнил, случалось ли с ним такое до ранения…
В полном расстройстве чувств Мартен вошел в лифт и достал телефон. На сей раз все пропущенные сообщения и звонки были от Марго. Она много раз звонила в течение прошлой ночи, а последнюю эсэмэску написала только что:
Папа, не принимай мои слова всерьез. Но умоляю, позвони, я волнуюсь.
В холле к нему подошел хозяин отеля.
– Как ваша напарница? Вчера она явно превысила норму.
– Моя кто?.. – изумился Сервас.
– Вы ведь полицейские?
– …
– Следите за шале?
Сыщик молча смотрел на догадливого отельера.
– Я ничего им не сказал, не волнуйтесь. Когда они привели вашу… коллегу, я ни словом не обмолвился о вас. Держал рот на замке. Не знаю, в чем замешаны эти люди, но мне они всегда казались подозрительными.
Что за мания у современных людей – высказываться на любую тему, даже когда не спрашивают!
Мартен и Юлиан
35. Желчь
Мы всю жизнь сравниваем. Дома, телевизоры, машины, отели, закаты, города, страны. Сравниваем фильм с его ремейком, интерпретации одной и той же роли. Нашу жизнь «до» и сегодня, друзей, какими они когда-то были, с их нынешними ипостасями. Полиция сравнивает отпечатки пальцев, следы ДНК, свидетельские показания, версии задержанных и даже – если предоставляется возможность – оружие и боеприпасы.
Это называется сопоставительными стрельбами. В Тулузе за подобные… сравнения отвечает секция баллистики полицейской научной лаборатории. Они разместились на четвертом этаже комиссариата.
Стенд и контейнер для боеприпасов держат в подвале. На первом этапе осматривают оружие. Так, наличие или отсутствие пыли может указать, сколько времени прошло с последней стрельбы, и если пыли больше рядом с затвором, значит, оружием давно не пользовались. О «ЗИГ-Зауэре», которым занимался эксперт, сказать этого было нельзя, хотя его хозяин майор Сервас заявил, что не стрелял много месяцев. В последний раз, если верить его словам, он доставал оружие из кобуры в полицейском тире, и результаты были, мягко говоря, скромные. «Странно», – сказал себе Торосьян, хмуря лоб. Ему очень нравился Сервас, но этот «ЗИГ-Зауэр» был в деле совсем недавно.
Он сделал запись в маленьком блокноте и положил пистолет с этикеткой к «собратьям». «Закончу проверку и “отстреляю” сразу все оружие».
* * *
Звонок Марго.
Он спустился по ступеням террасы и прошел метров сто по заснеженной улице в сторону магазинчиков, надеясь, что дочь все-таки ответит. Ну наконец-то…
– Папа… Скажи, что у тебя все в порядке. Я ужасно волновалась.
Голос сдавленный… Она сейчас заплачет.
У Серваса скрутило желудок.
– Со мной все хорошо, милая, – поспешил уверить он, неловко обходя сугробы. – Ночь была… беспокойная, а так все хорошо. Прости, я не видел твоих сообщений, только что прочел.
– Это не важно, не принимай всерьез; я злилась, вот и…
– Забудь, детка. Я уже забыл.
Сервас сказал неправду: его расстроили беспричинная грусть и сетования дочери. Марго впервые в жизни открыто задалась вопросом: «Что я для тебя значу, папа? Почему я всегда на последнем месте?» Возможно, она не так уж не права и он никчемный отец…
– Как это забыл?! – возмутилась Марго.
О черт! Только не это… Какой же ты идиот, Мартен! Сейчас она снова заведется… Он хотел бы сказать, что любит ее, что найдет время и пусть она даст ему шанс, а вместо этого всю оставшуюся дорогу терпел выговор, мычал в ответ что-то нечленораздельное, но прервать поток сердитых слов не мог.
Войдя в аптеку, майор спросил «Примперан»
[106].
– В деревне была вечеринка? Веселились всю ночь? – Провизор улыбнулся.
Сервас удивленно вздернул брови.
– За последние пять минут этим препаратом интересуется второй человек.
Майор распрощался, пошел назад и сел на террасе, чтобы дослушать монолог дочери.
– Здравствуйте, – сказал подошедший официант.
– Принесите мне кофе…
– С кем ты разговариваешь? – спросила Марго.
– Я в кафе, – чуть раздраженно объяснил Сервас.
– Ну и прекрасно, тогда я прощаюсь. И больше не говори мне – никогда! – что я обращаюсь с тобой по-матерински, потому что это ты ведешь себя как маленький мальчик. С тобой очень тяжело, папа.
– Мне жаль, что ты так это воспринимаешь.
– Не жалей. Меняйся. Целую.
Сервас с удивлением смотрел на телефон: Марго четверть часа читала ему нотацию, воспитывала, не дала вставить ни слова, а потом взяла и просто отсоединилась!
* * *
Кирстен стало легче, тошнота не прошла, но ее хотя бы больше не рвало. Куда провалился Мартен, будь он неладен? Прошло уже двадцать минут! У нее начиналась мигрень, рот словно песком набили, между лопатками болело. Она поплелась в ванную – нужно смыть пот, да и воняет от нее, как от бродяжки со стажем.
Кирстен почистила зубы, бросила на пол полотенца, разделась и вошла в кабину. Открыла кран и скользнула под воду.
Ровно через четыре минуты она вышла, брезгливо принюхалась и настежь открыла окно.
Холодный воздух подействовал как лекарство. Солнце ласкало кожу, ветерок-утешитель кинул в лицо горсть снежинок. Вдалеке залаяла собака, раздался колокольный звон, как будто кто-то позвал кого-то. «Приятно быть живой», – подумала она.
