– Жансана? Нет. Но… Я видел силуэт… Повторяю: я бежал за кем-то, кто мог быть Жансаном. А мог и не быть. Он смотрел на меня из парка. Я пошел к нему. Он побежал, я следом, но силуэт исчез в лесу. Была полночь, я вернулся к машине и нашел записку на лобовом стекле, под «дворником».
– Записку? В прошлый раз ты о ней не упомянул.
– Не упомянул. Там было написано: «Испугался?»
– Господи…
Стелену как будто явился призрак жены, ушедшей в лучший мир два года назад.
– Жансана пристрелили из полицейского оружия, – сказал он. – Они будут искать мотив. И твой окажется самым убедительным.
Сервас напрягся. Узнав, что Жансан убит из пистолета, принадлежащего легавому, он первым делом проверил, на месте ли его собственный.
– О чем ты говоришь? Какой мотив?
– Не прикидывайся дурачком, Мартен! Этот тип выстрелил тебе в сердце, и ты чуть не умер. Ты сам сказал мне, когда вышел из комы, что считаешь его убийцей женщины из Монтобана, избежавшим наказания. И он угрожал твоей дочери!
– Не угрожал – попытался намекнуть, что…
– А ты ринулся в Сен-Мартен – никого не предупредив, не подготовившись! – перебил подчиненного Стелен. – Среди ночи, черт бы тебя побрал! Ты видел Жансана за несколько часов до того, как его убили, будь он трижды неладен!
Шеф никогда так не распалялся. Он в ярости, а может, получил пенделя от руководства.
– Мы в полной заднице, – угрюмо добавил Стелен, и Мартен услышал в его голосе страх. «Чертов перестраховщик. – Эта мысль не первый раз приходила майору в голову. – Он всегда, любой ценой, стремится избежать бури, даже если это идет во вред делу. Меня старик сдаст не задумываясь, если придется спасать собственное благополучие».
Сервас посмотрел на Стелена – тот снова был непроницаемо-спокоен, только лицо посерело до землистости – и сказал:
– Я возьму на себя всю ответственность.
– Мне нужен новый рапорт – без малейших умолчаний, – ответил комиссар, стряхнув оцепенение. – Опишешь все в деталях.
– Напомнить тебе, что не я придумал умолчать о марш-броске в Сен-Мартен? – Сервас поднялся и резко оттолкнул стул.
Стелен не отреагировал, он снова был мыслями в другом месте. Готовил пути отхода. Размышлял о последствиях для своей карьеры, до сей поры такой успешной, стремящейся вверх. Нужно решить, как ликвидировать гнилую ветку, пока она не заразила все дерево. Как установить противопожарный щит между собой и Сервасом.
* * *
– Ну и?.. – спросила Кирстен на террасе «Кактуса».
– Ну и ничего, – ответил Сервас, усаживаясь напротив. – Будет внутреннее расследование.
– Ага…
Последнее на ее памяти внутреннее расследование в Норвегии затеяли после бойни на острове Утёйе, куда приплыл Андерс Брейвик и убил шестьдесят семь человек, в основном подростков. Целью того расследования было выяснить, почему норвежская полиция прибыла с таким опозданием. После сообщения о происшествии прошло полтора часа, за которые Брейвик вдоволь настрелялся. Дознаватели из службы собственной безопасности задали вполне резонные вопросы: почему вы не полетели на вертолете и как получилось, что катер вышел из строя? (Он был слишком мал для такого количества людей и оборудования, вот и дал течь!)
– Что еще он сказал?
– Я должен подать рапорт и объяснить, что встретил типа, застреленного из полицейского пистолета, меньше чем за три часа до того, как он умер; что несколько недель назад этот самый человек отправил меня в больницу, прострелив сердце, и угрожал моей дочери; что я подозреваю его в убийстве, которое осталось нераскрытым. Вот так – в общих чертах…
Сервас произнес этот монолог тоном фатальной покорности. Кирстен поостереглась говорить, что за прошедший год одиннадцать тысяч агентов норвежской полиции доставали оружие всего сорок два раза, выпустили всего две пули и никого даже не ранили! В последний раз норвежский полицейский убил человека тринадцать лет назад…
– Думаю, я вернусь в Норвегию, во Франции мне больше нечего делать. Мы в тупике.
– Когда ты уезжаешь?
– Завтра. Лечу в Осло в семь утра с остановкой на час в аэропорту Шарля де Голля.
Сервас молча кивнул. Кирстен встала.
– Я прогуляюсь напоследок. Поужинаем вечером?
Он согласился, проводил взглядом ее крепкие стройные ноги и в который уже раз отметил, как хорошо некоторые женщины умеют выбирать одежду: строгое темное пальто было ровно той длины, которая подчеркивала изгиб бедер Кирстен. Многие мужики захотят заглянуть в лицо женщине с такой статью…
Затем Мартен достал телефон.
* * *
– Воображение находится в рамках от нормального до патологического и включает в себя сны, фантазмы, галлюцинации, – сказал сидевший в кресле Ксавье.
– Я не о галлюцинации, а об амнезии, – ответил Сервас. – Она, если не ошибаюсь, являет собой противоположность воображению?
Доктор переменил позу, и Мартен почувствовал тонкий аромат марсельского мыла.
– О чем конкретно мы говорим?
Вопрос был задан с секундной задержкой. Майору показалось, что психиатр подбирает слова, как художник краски на палитре.
– Предположим… Предположим, что я приехал ночью в Сен-Мартен и думаю, что делал нечто, а в действительности совершил кое-что гораздо более серьезное и забыл об этом…
Ксавье помолчал, не дождался продолжения и спросил:
– Не мог бы ты изъясняться конкретнее?
– Нет.
– Ладно. Существует множество форм амнезии. Твоему описанию – во всяком случае, если судить по скудной информации, которую ты выдал, – соответствуют несколько видов амнезии. Начнем с частичной амнезии, или расстройства памяти в конкретный отрезок времени: как правило, она является результатом черепно-мозговой травмы или галлюцинаторного помешательства, проще – спутанности сознания… В ту… пресловутую ночь… ты получил подобную травму?
– Нет. Насколько мне известно.
– Ну конечно. Идем дальше. Второй вид – фрагментарная амнезия, связанная с одним или несколькими совершенно конкретными фактами. То же относится к избирательной амнезии. Она наблюдается у пациентов с… неврозом или психическими расстройствами.
Доктор сделал паузу.
– И, наконец, фиксационная амнезия – неспособность фиксировать в сознании текущие события и события недавнего прошлого, невозможность удержать воспоминания… То, что ты будто бы сделал и забыл, что сделал…
– Нет, нет, я так не думаю, это чисто теоретическая выкладка.
– Хорошо, хорошо, только не волнуйся. Скажи вот что: эта твоя чисто теоретическая гипотеза связана с тем фактом, что недалеко отсюда две ночи назад человека застрелили из табельного полицейского оружия?
