– Привет, Каспер…
– Ну, как идут дела? – спросил бергенский коллега.
* * *
Сервас высадил Кирстен и решил выкурить сигарету на площади Виктора Гюго, рядом со своим домом. Поднял голову, увидел балкон, свет в гостиной и Марго за шторами. Дочь ждет его. Готовит ужин.
Ночь была ясная, и Мартен ощущал за спиной громаду закрытого до утра рынка и безлюдной пятиэтажной автостоянки. Он любил смотреть из окна на ряды машин – они напоминали ему уснувших зверей.
Сервас курил и думал о Гюставе.
В голове крутился вопрос, заданный директрисой школы: «Что вас связывает с этим ребенком?» Она поселила в его душе сомнения и панику. На обратном пути Мартен думал об одном: что, если Марианна забеременела до того, как швейцарец похитил ее? Нет, невозможно. Он все время доставал фотографию и смотрел на лицо мальчика. Лучше не считать, сколько раз ты это сделал, иначе поймешь, как близко подошел к краю бездны безумия!
Мартен и сам не знал, что ищет – сходство или отсутствие такового; доказательство, что отец Гюстава – Гиртман. Сейчас он разглядывал снимок при слабом свете уличного фонаря, и ему чудилось, что ребенок тоже на него смотрит.
В кармане завибрировал мобильник. Сыщик взглянул на экран – номер не определился.
– Слушаю…
– Как поживает твое сердце?
Он вздрогнул, повернул голову – и никого не заметил. Ни на площади, ни на тротуаре, ни с трубкой возле уха, ни без нее.
– Простите, я не…
– Отличная была ночка, Мартен, верно? Тогда, на крыше вагона…
Сыщик знал этот голос, он слышал его – не единожды.
– Кто это говорит?
Мимо проехал мотоцикл, заглушив выхлопом голос, так что Сервас не дослышал следующую фразу:
– …Едва неподжарились оба…
– Жансан?
– Из-за тебя, сволочь проклятая, я теперь похож на Фредди Крюгера!
Сервас затаил дыхание и обратился в слух.
– Где ты, Жансан? Мне сказали, лечишься в санатории…
– В точку. Последний этап переобучения… жизни. Сен-Мартен-де-Комменж, знакомое название? Я тебя сегодня там видел, приятель. Сначала ты вошел в мэрию, потом вышел оттуда…
Силуэт в сквере, в черном пальто – смотрит на окна, прохожие обтекают его с двух сторон… Нет, невозможно, Жансан гораздо ниже.
– Чего ты хочешь?
Пауза.
– Поговорить.
Сервас с трудом справился с желанием отсоединиться. Пусть убирается к дьяволу! Нужно любой ценой держаться подальше от этой сволочи. Комиссия его оправдала, но бульдоги из собственной безопасности принюхиваются, присматриваются, дожидаясь, когда он ошибется.
– О чем?
– Ты знаешь.
Сыщик отступил в тень галереи, опоясывающей рынок, как будто решил спрятаться от посторонних глаз. Зажмурился. Сцепил челюсти. Жансан блефует, хочет заманить его в ловушку, а потом обвинить в преследовании.
– Сожалею, у меня много дел.
– Знаю, к тебе дочь приехала…
На этот раз Мартен почувствовал гнев.
– Повтори…
– Сколько времени тебе нужно, чтобы добраться до Сен-Мартена? В полночь буду ждать у терм. Пока, amigo.
Короткая пауза.
– И передай привет дочурке.
Сервасу захотелось швырнуть телефон об стену.
* * *
Он проделал весь путь слишком быстро, то и дело обгоняя на пустом шоссе большегрузные фуры. Ярость подгоняла его – «скорей, скорей!» – и он жал на педаль газа, рискуя убиться, если на пути попадется такой же лихач.
Нужно было подать рапорт… И что бы ты написал? Отсутствие выбора… Жансан упомянул в разговоре мою дочь… Ни один инспектор службы собственной безопасности не купится на такой довод. Скажет: не следовало соваться туда в одиночку, нужно было предупредить начальство.
Ладно, поживем – увидим… Что теперь будет? Чего добивается этот мерзавец?
Сервас съехал с главной дороги и погрузился во тьму природы, где рвутся связи между человеками, а луна часто остается единственным источником света. Ночные горы поглотили его. Он поднимался по долине, как две капли воды похожей на предыдущую (обе напоминали лежащие в руинах храмы), чувствуя свою ничтожность перед лицом мрака и темных скалистых громад Пиренеев. На улицах Сен-Мартена не было ни души, в домах светилось совсем мало окон. Центр города погрузился в глубокий сон, полный тайн и грез, с которыми не расстаются маленькие провинциальные города. Сервас рулил в сторону терм, по аллеям д’Этиньи, вдоль темных террас кафе и закрытых металлическими жалюзи витрин магазинов. Провинциальная дремотность напоминала прообраз смерти, которая больше его не пугала: он видел Ее лицо.
Мартен припарковался у въезда на широкую эспланаду. Никого. Слева – деревья и черные кусты общественного парка, где легко спрятаться; справа – колоннада в стиле греко-римских терм с горой на заднем плане; в глубине – новое крыло, в форме параллелепипеда, целиком из стекла, сверкающего в лунном свете.
Ему вдруг захотелось убежать. Он не желал быть здесь и говорить с Жансаном без свидетелей. Встреча с подонком – глупая затея.
Передай привет дочурке…
Сервас вышел из машины. Бесшумно закрыл дверцу. Вокруг царило безмолвие. Он ждал, что Жансан вынырнет из-за колонны – в фильме Мартен увидел бы наводящий ужас силуэт, снятый в контражуре искусным оператором. Ветер стих, и голые ветки деревьев напоминали руки скелетов.
Майор двинулся вперед по эспланаде. Обернулся взглянуть на длинную перспективу, которая при свете дня была живым сердцем города, а в этот час напоминала съемочную площадку, покинутую киногруппой.
– Жансан!
Этот зов напомнил ему другой такой же, прозвучавший в грозовую ночь, и его охватил страх. Как и в тот раз, он оставил оружие в бардачке; хотел было вернуться к машине, но вместо этого пошел дальше, к зданиям и колоннаде с правой стороны. Луна была единственной свидетельницей его действий. Если только…
Сыщик вздрогнул, подумав, что негодяй, возможно, совсем рядом. И у него случилось видение: дождь барабанит по крыше вагона, молнии прошивают небо, Жансан поворачивается, из дула пистолета вылетает пуля и попадает ему в сердце. В первое мгновение он почти ничего не почувствовал… Это напоминало удар кулаком в грудь… Интересно знать, гаденыш снова выстрелит? Как поживает твое сердце? У Жансана нет никаких причин так поступать. Его оправдали, сняли обвинение за три изнасилования. В прошлый раз он чувствовал себя прижатым к стенке. Но зачем было назначать встречу? И почему он не показывается?
– Жансан?
В галерее за колоннадой ни души.
