Наверное, мне нужно было отругать его за то, что он не поехал прямиком к себе домой, не попросил помощи у друзей, не позвонил своей маме. Мне следовало посмотреть ему в глаза и сказать, что он поступил неправильно, что нельзя водить машину, когда почти не стоишь на ногах… Но я не смогла.
– Что было потом, не помню. – Веки Люка задрожали, и я поняла, что он с трудом держит глаза открытыми. – Потом я… Я… – Он замялся. – Не знаю, как это выразить. Мне было жутко больно, а потом вдруг… Не было. Стало так… Хорошо. – Я ощутила, как его рука обмякла в моей. – Мне не хотелось… выплывать. – Он начал говорить что-то несвязное, слова звучали невнятно. А потом он закрыл глаза.
Я подалась вперед и убрала пряди волос с его лица. Кудри были слипшимися и жесткими, а не мягкими, как обычно.
– Теперь все хорошо. Тебя скоро выпишут, обещаю. – Я поцеловала его в лоб. На вкус он был соленый. – И от меня тебе, боюсь, никуда не деться. Я не уйду, пока ты не поправишься.
Желтой жидкости в капельнице почти не осталось, а Люк буквально растекся по постели. Голова склонилась набок, и он больше не пытался удержать глаза открытыми.
Я еще долго сидела на краешке кровати и смотрела на Люка. Он выглядел таким милым и умиротворенным, что мне хотелось забраться под одеяло и лечь рядом с ним, но я боялась сделать ему больно. К тому же мне вообще не полагалось здесь находиться, а спать в одной койке с пациентом было бы совсем уж наглым нарушением правил.
В углу палаты стояло большое кресло, обитое плотной тканью в желтую и зеленую клеточку. Я плюхнулась на сиденье, свернулась в клубочек, поджав под себя ноги, накрыла их кофтой и закрыла глаза. Я надеялась, что медсестра меня пожалеет и разрешит остаться здесь до конца дня.
Я была вымотана. Руки дрожали, дышала я редко и отрывисто, во всем теле чувствовалась тяжесть. Мне не терпелось уснуть, но я не могла больше откладывать неизбежное.
Я достала телефон и написала Ханне сообщение: «Спасибо, что нашла Люка. С ним все будет хорошо».
В отличие от множества других сообщений за последние два с небольшим месяца, которые я удаляла, не отправив, это попало в папку «Отправленные». Я немного подождала ответа, но на экране так ничего и не высветилось, так что я опустила голову и закрыла глаза. Я представила, как мы с Люком едем на машине вдоль берега, окна опущены, музыка гремит, наши пальцы сплетены. Улыбнувшись, я задремала.
Ханна
Мне было очень тепло. В глаза светило солнце. Я потянулась за одеялом, чтобы накрыть им лицо, но ничего не нащупала. Тогда я плотнее сжала веки, повернулась на другой бок, глубоко вдохнула и поморщилась. В нос ударил резкий запах. Лимона. Аммиака. Грязных носков. Я приоткрыла один глаз и поняла, что уснула в машине Люка.
Шея у меня затекла, спина болела, и я со вздохом потянулась, разминая мышцы. Я не сразу вспомнила события прошедшей ночи, пока не поняла, почему глаза у меня красные и опухшие, а горло пересохло и зудит.
Я взяла телефон с пассажирского сиденья. Четыре сообщения от мамы, все отправлены глубокой ночью. И одно сообщение, которое привлекло мое внимание. Оно пришло всего полчаса назад, в шесть часов сорок три минуты утра:
Эмори: Спасибо, что нашла Люка. С ним все будет хорошо.
Я заправила прядь волос за ухо и выпрямилась. И уставилась в экран.
– Нет, – прошептала я – не потому, что разочаровалась, а потому, что мне в это не верилось. Я перечитала сообщение. И еще раз. И еще.
С ним все будет хорошо.
Я уже собиралась написать Эмори ответ, когда у меня зазвонил телефон и на экране появилась мамина фотография. Я тут же сняла трубку и спросила:
– Это правда?
– Да. Похоже на то. – Она смеялась, будто сама не верила своим словам. Потом она принялась поспешно мне все объяснять и сыпать такими словами, как «переливание крови», «операция», «швы», но у меня ничего не откладывалось в голове. Все детали ускользали, как песок сквозь пальцы.
Люк не умер.
Он жив.
– Я хотела позвонить еще несколько часов назад, но тогда его состояние было не то чтобы стабильным, и я не хотела давать тебе ложную надежду, – объяснила мама. – А когда врачи сказали, что его жизнь больше не в опасности, я сразу же тебя набрала.
– Он в порядке?
Я все еще не могла в это поверить.
– С ним сейчас Эмори, – ответила мама.
Как только я услышала ее имя, мне сразу же вспомнилось письмо, которое валялось на полу в машине Люка, и то, как у меня болела за нее душа.
– Скажи ей, что я скоро приеду.
– Ханна, подожди… – начала было говорить мама, но я повесила трубку до того, как она закончила предложение.
Я побежала в дом, чтобы поделиться с папой радостной новостью. Не успела я переодеться в джинсы и чистую футболку, как он уже налил в свой термос свежезаваренный кофе, в мой – горячий чай и крикнул с кухни, что готов выходить.
Больница находилась всего в шести кварталах от нашего дома, но мы ехали в тишине, и я повторяла про себя все, что скажу Эмори.
Извини. Извини, что тебе пришлось это услышать. Извини, что не заступилась за тебя. Извини за то, что я сказала. Я не это имела в виду. Прости меня, пожалуйста. Я так больше не могу. Я хочу помириться.
Через десять минут папа затормозил на парковке у больницы. Он нашел пустое место в переднем ряду и заглушил двигатель. Я сразу же выскочила из машины. Папа поспешил за мной.
Мама сидела в приемной одна. Она сказала, что мама Эмори поехала домой, чтобы захватить чистую одежду для Эмори, родители Люка только что отправились забрать его машину и взять из дома кое-какие его вещи, а Эмори все еще сидит в палате Люка, но он проснется не раньше чем через несколько часов, потому что его напичкали лекарствами.
– Можно к нему зайти? – спросила я.
– Только родным, – сказала мама. – Меня не пустили.
– А Эмори пустили?
Мама ненадолго замялась.
– Родители Люка сказали, что она член семьи.
– Я должна его увидеть. – Мне не нужны были часы или даже минуты, мне необходима была всего одна секунда – две, не больше, чтобы убедиться, что он жив, чтобы заменить жуткую картинку, засевшую в голове, новой, которая не будет являться мне в кошмарах до конца жизни, увидеть, что его грудь вздымается и опускается, щеки приобрели прежний розовый оттенок, а кисти рук расслаблены и не сжаты в холодные кулаки.
И мне нужно было увидеть Эмори.
– Я должна с ней поговорить.
– Сейчас не время, Ханна.
У меня встал комок в горле.
– Это она так сказала?
Мама не знала, что ответить.
– Нет, но сейчас ее волнует только Люк. Прошу, доверься мне. Уверена, вам с Эмори необходимо поговорить по душам, и рано или поздно это произойдет, но не здесь и не сейчас. – Она сжала мою руку. – Она сама к тебе придет, когда будет готова. Дай ей время.
