В очередной раз.
Если я и в этот раз пойду по тому же кругу допросов, на это уйдет еще полных четыре круга. Но, по-моему, все уже устают топтаться все на той же территории. Кроме меня.
— Это ничего не значит, — сказал Крис. — Я просто говорю, что никто из нас не имел возможности знать. Были мы там, нет ли — мы не знали. Это вовсе не означает, что каждый отдельный индивид, который не знал, был там.
— Но ты-то был.
— Откуда тебе известно, что я был? — заорал он. Вывести Криса из себя труда не составляло. Я это чуть ли не ежедневно проделывал.
— Откуда, к черту, тебе знать? — Тут он сбавил голос до натужного шепота. — Даже если ты и видел, как моя машина отъезжала от твоего дома в ту ночь, в чем я сомневаюсь, это ни шиша не значит. Я мог подобрать Бена позже и привезти его домой. Если бы ты вправду видел меня и это по-настоящему доказывало бы, что я там был, я бы сейчас уже сидел в тюрьме.
Оскар снова высунул голову и буркнул:
— У меня тут клиенты ждут.
— Извини, Оскар.
Мы замахали на него, чтобы он опять исчез. Но тот тянул время. Как будто лишний строгий взгляд и был тем, что могло бы помочь делу. Потом он покачал головой и убрал ее.
— Из-за тебя, чел, меня с работы налады. Верно, понимаю, из-за нас Бен потерял свою. Я заранее знаю все, что ты мне скажешь, чел. Может, бросишь это дело? Я не собираюсь добровольно отправляться в тюрьму. У меня есть жизнь. На тот случай, если ты не заметил.
— А у Бена нет?
— Нет. У Бена нет.
И с таким заявлением он пересек зону обслуживания, поднял гаечный ключ и сунул голову обратно под капот «БМВ». Словно бы не придавая значения тому, что я все слышу.
— У тебя нет никакого права говорить так. Только потому, что она не выглядит жизнью, которой хотелось бы тебе. У Бена была работа. Он любил эту работу. Он видел чуть ли не всех в городе — каждый день. Ему все нравились, и он нравился всем. И он любил свой дом. Ты знаешь, тот самый, в котором он жил с шести лет. И теперь может так случиться, что дома этого ему больше не видать. Ты хоть имеешь представление, как сильно ненавистно ему быть далеко от дома? Он в больнице штата несчастнее, чем ты был бы в тюрьме.
— В этом я сомневаюсь, — пробормотал Крис.
— Плюс, ты бы через год-другой вышел.
Он вытащил голову из-под капота. Посмотрел мне прямо в глаза. Гаечным ключом указал на мою переносицу. Я постарался не сводить глаза.
— А пошел бы ты, Расти. Я не сделаю этого ради себя самого. Не сделаю этого ради своей семьи. Не сделаю этого ради моей подружки. И ради Марка я тоже этого не сделаю. Думаешь, мне хочется отвечать за то, чтобы Марк еще больший срок мотал?
Бинго. A-а, прокололся.
— Это ты здорово, — заметил я. — Дважды за один день. — Крис закатил глаза и опять нырнул под капот. — Так что в основном, судя по тому, что сорвалось у тебя с языка и что ты мне рассказал, если бы ты правдиво рассказал о том, что на самом деле произошло в ту ночь, Марку предъявили бы еще и другие обвинения. Типа, и это всего лишь дикое предположение, но… возможно, те самые, которые вешают сейчас на Бена? — Помнится, я подумал, что Крис — основательный глупец. Был бы поумнее, давно дал бы обет молчания в моем присутствии.
Несколько минут (или, по крайней мере, казалось, что несколько минут) он только и делал, что работал, ослабляя болты вокруг вентилятора «БМВ». Не смотрел в мою сторону и не говорил со мной. Потом остановился и замер. Не сводя глаз с двигателя.
— Можешь ездить вот так на мне до второго, мать его, пришествия, чел. Я этого не сделаю. Ты вообще-то чего бьешься? Я тебя совсем не пойму. Балдеж — ты гребаный герой, раз сразу по приезде домой первым делом не упек своего братца в какую-нибудь психбольницу. Только и в тебе самом сидело, должно было сидеть что-то, того желавшее. Потому как я с твоим малым меньше дня провел и почти умом двинулся. Вот теперь он далеко — и не твоя в том вина. Всегда можешь сказать, что старался ради него изо всех сил. Никто не может судить тебя после всего, что ты сделал. Тебе лучше стало. Можешь вернуть себе жизнь, чел. Может, и девчонка-мусульманка к тебе еще вернется. Ты ж понимаешь. Если она будет уверена, что Бена упекли навсегда. Потому как ей — это и черту ясно! — не захочется тратить свою жизнь на парня, который ее бизнес запалил. Прямо у нее под руками и коленями. Мог бы жизнь свою получить обратно. Не догоняю я, почему это не отлично в том виде, как сейчас.
Я поморщился, когда он упомянул Анат, но только внутренне. Я был не готов позволить заметить это кому бы то ни было. И крепкой броней огородил тот факт, что до сих пор не получил весточки от нее. Душу отводил, когда один оставался, в той мере, в какой вообще этого касался. В душе. За рулем, по дороге в больницу штата. Ночью в постели в ожидании сна, который сначала не приходил, а потом не задерживался. В присутствии Криса Керрикера я этой темы не касался.
Крис умолк. И ждал. По-прежнему не двигаясь. По-прежнему не сводя глаз с двигателя. Будто бы это двигатель намеревался вступить в спор с ним. Не я.
— Все соображения здравые, — сказал я, смотря на него пристально. Крис дернул головой, словно желая взглянуть на меня. Но не стал. Наверно, передумал. Так и не заговорил. — В том, что ты только что сказал, нет ничего, о чем я сам не думал бы. И не собираюсь утверждать, что ты в каком-либо из них полностью не прав. Есть только одна проблема со всей этой пакостью в целом.
Я ждал отклика. Сам не знаю почему.
— Прекрасно, — подал голос Крис. — Назови мне проблему. Все равно же скажешь.
— Я не считаю, что Бен совершил что-нибудь недостойное.
Я выждал подольше, на тот случай, если ему еще что-нибудь захочется сказать. Очевидно, нет. Он закончил отвинчивать вентилятор и снял его с трех-четырех болтов, на которых он держался.
— Что ж, бывай, — сказал я. — Завтра увидимся.
Крис уронил вентилятор. Что, полагаю, было дорогостоящим промахом.
— От твою ж черта в душу мать! — зарычал он. — Когда ты меня оставишь в покое, чел?
— Когда ты расскажешь мне, что произошло в ту ночь.
Но уже довольно долго ничего не двигалось с места. Так что я решил, что на сегодня достаточно.
— Что ж. До завтра тогда.
Глянув через плечо, я увидел, что Крис мне кукишем в спину показывал.
В больницу штата я прибыл в двадцать минут двенадцатого. Точно, как делал каждые понедельник, среду и пятницу. С десятиминутной процедурой оформления до времени посещения. Видно, я научился у Бена расторопности.
Стоя перед окошком, слушал, как сидевшая за ним дежурная щелкала жвачкой. Я терпеть не мог, когда щелкали жвачкой. Меня это доводило до крайности.
Или, возможно, я в последнее время и без того был на нервах до крайности.
