По-моему, тогда я не понимал, что мама имела в виду. Не понимал, что именно продолжало ходить по кругу. Теперь понимаю. Точно знаю, что я ей не поверил. Я не думал, что она лжет, просто считал, что она ошибается. Бен не завидовал мне. Такое было невозможно. Он просто ненавидел меня. По целому ряду конкретных причин.
Нужно заметить, что мой отец был слишком пьян, чтобы разъезжать по дорогам, и мы с мамой это понимали. От этого нашу трапезу будто накрывало каким-то куполом. Н-да. Трудно сказать, что было под этим куполом, но, думаю, пьяное вождение занимало там значительное место. Не то чтобы отец не выезжал на дорогу в таком (и даже более пьяном) состоянии довольно регулярно. Только все равно каждый раз волнуешься.
Однако он сумел вернуться. Оставил Бена в доме Джесперсов и благополучно добрался до озера. Его пьянство не доставило нам болезненных огорчений.
Тогда.
Позже в тот вечер мне не спалось, и я выбрался из палатки и пошел на берег озера в лунном свете, Сэнди перебирала лапами рядом со мной. Ноги мои были босы, и земля их приятно холодила. Я стянул с себя рубашку и штаны и стоял в темноте на кромке озера в одних трусах. Когда я вошел в воду, илистая грязь щекотно, но одновременно нежно проскальзывала между пальцев ног. Берег у бивака был тверже, и я не провалился глубже, чем по щиколотку. Луна была полной, от нее по воде пролегла серебряная дорожка, и меня тянуло поплавать в ней. Сэнди тявкнула разок: не желала отпускать меня далеко от себя. Я поплыл обратно, доковылял до собаки и мягко сжал ее пасть на минутку.
— Шшшшш, — велел я.
Сэнди улеглась на грязном берегу, уткнув свою длинную морду в передние лапы. Задуманное ей по-прежнему не нравилось. Но больше она мне не перечила. Мнение хозяев она ставила превыше собственного из вежливости и из гордости, даже если она всегда была права, а мы были всегда не правы. Хорошие собаки все такие.
Я выплыл в серебряный свет и несколько минут бултыхался на месте в воде. Смакуя ощущение прохлады на коже. Смакуя понимание того, что существую — на короткое время — в безопасности. Рядом нет никого, кто держал бы мою голову под водой только из-за злого баловства.
Потом я подумал об озерных чудищах, притаившихся во тьме позади меня или подо мной, и как мог быстро выбежал из воды. Бен оставил на мне отметину, именно ту отметину, какую хотел. Находился ли он рядом или нет, я всегда буду ощущать семена страха, посеянные им. Мне было всего лишь шесть лет, и я еще не понимал, как защищаться.
Впрочем, во всяком случае, наш отдых получился спокойным. Для разнообразия.
2 октября 1984 года
Я сидел на кровати и листал комиксы, которые читал уже, наверно, раз пятнадцать. Я не мог покупать новые книги всякий раз, когда хотелось.
Бен открыл дверь и просунул в нее голову.
— Пойдем ко мне в комнату на минутку.
Я непроизвольно уперся ногами в одеяло, покрепче прижался спиной к спинке кровати. Начиналась, как я предчувствовал, новая игра, в которой мне суждено проиграть. Он уловил это.
— Ничего я с тобой не сделаю. Обещаю.
Я попытался избавиться от комка в горле, но удалось только наполовину.
— Обещаешь?
— Просто хочу потолковать с тобой.
— О чем?
— Мне нужна твоя помощь кое в чем.
Моя помощь. Кое в чем. Как-то не очень все складывалось.
— В чем?
— В том одном, что у тебя и вправду хорошо получается. Ты знаешь то единственное, что у тебя хорошо выходит, верно?
С минуту я переваривал его слова. Была у меня на уме пара качеств, но я не сомневался, что Бен с ними не согласился бы.
— Мм… Нет.
— Запоминание.
— Ах. Запоминание. Верно.
В чем-то я и впрямь был хорош. В том, чего не мог отрицать даже Бен. Я спрыгнул с кровати и пошел за ним в его комнату.
Порядка в комнате Бена не было никакого — ступить некуда. Вся его одежда, учебники, весь спортинвентарь постоянно валялись на полу наряду со множеством других вещей, не поддававшихся не только классификации, но и распознаванию. Я все же проложил путь к маленькому круглому столику и сел, и он устроился напротив меня. Странно, но на поверхности стола ничего не было. Все, что могло бы стоять на столе, обитало на полу. Логика игнорировалась.
— Я намерен стать знаменитым актером, — сказал Бен.
— Да ну?
— Точно.
Он говорил так, будто и не было возможности, даже отдаленной, что он мог ошибаться, что мир не поддержит его устремление. Будто бы он уже осуществил свою мечту, просто объявив ее.
— Оʼкей, — сказал я.
— Но нужно, чтобы ты помог мне выучить текст.
— Зачем?
— В школьной пьесе мне дали роль. Всем нам приходится с чего-то начинать! — кричал он, словно я что-то пропустил мимо ушей. — Там есть одна такая сцена, где я обнажаю меч и сражаюсь на дуэли с этим малым, а все время, пока мы на дуэли бьемся, я произношу речь. Н-да… вроде шесть предложений, но предложения эти длинные, и смысла в них не много. Вот мне и нужна твоя помощь в том, чтобы я выучил текст наизусть.
Я посмотрел ему в лицо: оно было открытым и беспечным.
Ничего враждебного или опасного. Не уверен, что когда-нибудь прежде я видел у Бена такое выражение.
— Не знаю, смогу ли я тебе помочь, — сказал я глуповато. — Дело же не в том, чтобы я это заучил за тебя.
Я видел, как что-то распахнутое в его глазах опять захлопнулось наглухо.
— Ну просто пройдись со мной по тексту, — сказал он.
Ему пришлось прочесть мне текст. Мне едва минуло восемь, и текст оказался чуточку не для моего возраста. Зато запомнить его было совсем не трудно. Запомнить я мог что угодно. Услышанное или прочитанное оставалось запечатленным у меня в мозгу, и доступ к этому для меня был открыт в любое время. Почему — не знаю. Просто так было всегда.
Вот что предстояло заучить Бену. Заметьте, сейчас мне двадцать четыре года, а я все помню слово в слово. По крайней мере один из нас в тот день текст выучил.
«Я здесь, чтобы защитить ее честь, честь, дарованную ей по праву ее положения в королевстве. И когда я одержу победу в битве, она возвратит себе ключи от своего королевства и будет вновь утверждена в своем праве. Не воображал ли ты, что никто не увидит, не заметит твоего коварства, твоих преступлений против твоих же собратьев, или ты просто полагал, что ни у кого не достанет смелости сразиться с тобой за это? Я готов жизнь отдать за свою страну и за ее законную правительницу. Хотя, скорее всего, я отдам твою жизнь».
— И когда я произношу эти последние слова, — прибавил Бен, — я пронзаю того малого мечом.
— Всего пять предложений, — заметил я.
