Мне вдруг кофе с пончиком захотелось больше, чем ребенком хотелось вырваться из этого города. Больше, чем захотелось сигарету, пока я болтал с Беном. Сколько уже дней прошло, когда я в последний раз роскошествовал по-маленькому или вообще ощущал хоть какое-то удовольствие. Кофе с пончиком вдруг поманили, как земля обетованная. Сойду с ума, если не доберусь до них.
Хотелось сказать: «Вы и не представляете, как сильно хочу». Но не хотелось, чтобы она посчитала меня каким-то чудиком. И произнес:
— Было бы здорово.
Я закрыл за собой дверь и подошел к стойке. Лотки в витрине еще не были заполнены пончиками. Они все лежали на полках в глубине, рядом с девушкой.
— Вы что хотите? — спросила она. — У нас есть глазированные, хворост, с сахарной пудрой, плюшки с корицей… с повидлом пока нет. Не было времени начинить.
Меня вновь поразил ее акцент, но — на слух — незнакомый.
— А какие вкусные? — поинтересовался я, чувствуя себя таким же хорошим собеседником, как и мой брат Бен.
— Вкусные все. Но глазированные еще теплые. Есть что-то особенное в пончиках, когда ешь их горячими.
— Тогда глазированный.
Она вытянула из коробки небольшую разовую салфетку и, пользуясь ею, взяла пончик, не касаясь теста пальцами. Положила его на маленькую бумажную тарелку, оставив обернутым по бокам в салфетку.
— Налейте кофе сами. Ой. Хотите, чтобы я добавила сахар или молоко?
— Нет. И так прекрасно. Просто черный. Спасибо. Сколько я вам должен?
— Я кассу еще не открывала. Заплатите, когда будете уходить.
Вообще-то я собирался взять кофе и пончик с собой. Но, раз уж заплатить за них до семи было нельзя, то сел.
Отхлебнул кофе. Он был темный и крепкий, сваренный из каких-то импортных зерен отличного качества. Уж точно не тот кофе на заправках, на котором я сидел уже много дней. Я откусил от глазированного пончика, и глаза мои буквально рванули куда-то обратно в голову, закатились — такой он был вкусный.
Я поднял взгляд на девушку и увидел, что она пристально следит за мной.
— Вы сотворили волшебство, — произнес я.
— Просто они свежее тех, к каким вы привыкли.
Потом минуту-другую я сидел молча, глядя в окно. Мимо прокатили несколько машин, но дорога оставалась практически пустой. Я пил и обжирался, словно еда и напиток были спасательным тросом. Поглощал их, как умирающий, который думает, что, может быть, хотя и едва ли, еще сумеет спастись.
А потом — предсказуемо — кофе с пончиком кончились. Мне хотелось добавки.
Я встал и налил новую порцию кофе.
— Еще один? — спросила она. — Похоже, вы голодны.
— Было бы здорово.
— Как раз сочник пора вынимать.
Я смотрел, как она надела рукавицу и выдвинула из духовки противень. Поставила его на деревянный стол и запустила лопаточку под самый большой, самый прелестный сочник. Я подал ей свою бумажную тарелку: что попусту их тратить-то? — и она положила на нее сочник.
— Осторожней, — предупредила. — Горячий.
Я уселся обратно, следя, как она раскатывает большой кусок теста, а потом режет его быстрыми движениями ножа на кусочки, назначения которых я не понимал.
Я прикидывал про себя, моложе ли она меня… и если так, то насколько… когда она заговорила:
— Вы новенький в городе, — произнесла с акцентом, который я по-прежнему не мог разгадать.
— Да нет, я в городе старожил. Родился здесь. Уехал в колледж шесть лет назад и уже не возвращался.
— До сегодняшнего дня, — сказала она, отрываясь от работы.
— Да, до сегодняшнего дня.
Я не собирался говорить еще что-либо, если не спросят.
— А почему сейчас? — спросила она минуту спустя.
— Моя мать умерла.
— Ой. Простите. Мне незачем было спрашивать.
— Что вы, все нормально. Я вот дал себе слово покончить с этим городком навсегда. И начал новую жизнь. А теперь вдруг эта новая жизнь исчезла, а я вновь застрял здесь.
— Почему застряли? Почему вам нельзя снова уехать после того, как отдадите дань матери?
— Потому, что кто-то должен заботиться о моем брате. А никто другой за это браться не хочет.
— Он намного младше, ваш брат?
— Да нет. Он старше, по факту. По-моему, ему только что перевалило за тридцать. Если ничего не упустил. Нет. Не упустил. Он старше на шесть лет. Значит, только перевалило за тридцать. В прошлом месяце.
А я только и сообразил, что послать ему открытку за два доллара.
— Если он старше, тогда… Ой! — вдруг воскликнула она. — Я знаю, кто вы. Вы брат Бена.
Маленькие городишки. Как их не любить.
— Вы знаете Бена?
— Конечно, все знают Бена. Упаковщик. Там, на рынке. Он очень милый. Всем нравится. Я слышала о его маме. Вашей маме. Очень печально. Она была такая молодая. Сочувствую вашей утрате.
Я понятия не имел, что сказать. Вот и промолчал. Смотрел, как она противень за противнем раскладывает пончики в витринные лотки. Но, когда она закончила, решил, что, по всей видимости, пончиков маловато. Не хватает для процветающей пекарни в субботнее утро. Опять же, судя по количеству покупателей при открытии (а к тому времени уже пошла минута-другая восьмого), вряд ли эта пекарня процветала.
— Вы не похожи на Бена, — произнесла она, не отрываясь от работы. — Он такой высокий. А вы…
— Мелюзга?
— Я собиралась сказать: коренастый.
— Мы братья лишь наполовину. У нас разные отцы.
Она, опершись руками о прозрачное стекло стойки, глянула мне прямо в глаза. Я отвернулся. До сих пор точно не скажу почему.
— Я слышала слухи про брата Бена, но, может быть, это всего лишь пересуды маленького городка, и, может быть, даже неправда.
— Все возможно, — сказал я. — А вы что слышали?
— Что вы работали на сто пятом этаже одной из башен Всемирного торгового центра, вот я и думала, что брата Бена, наверное, нет в живых.
— Ну, последнее не подходит.
— Остальное правда?
— Нет. Я работал на сто четвертом этаже.
— Серьезно?
— В наше время такими вещами не шутят.
— Значит, вас не было на работе, когда это случилось.
— Пытался быть, — на минуту я замер, прикидывая, скольким из этого я на самом деле готов поделиться. Выверял, будто мерил уровень бензина в баке древним ручным щупом. — Спешил как можно быстрее выскочить за дверь. А потом зазвонил телефон. А я опаздывал. Так что я почти и не успел. Почти махнул рукой. А потом почему-то успел. Взял трубку. Оказался мой старый сосед, дома рядом стояли. Рассказал про маму. Сказал, что Бен у него и он не желает терпеть это больше. Вот я и позвонил на работу и стал заказывать билет на ближайший самолет. Конечно же, все рейсы были отложены еще до того, как кончилось утро.
