— Не беспокойтесь. Езжайте, и все.
Я отключил телефон.
Минуту-другую я сидел, обхватив голову руками и вдавив ладони в глаза. Поэтому, когда поднял голову и открыл глаза, то видел все очень причудливо. Пятнисто. Понадобилась где-то минута, чтобы осознать — это никакая не оптическая иллюзия. Из Северной башни валил самый настоящий дым и выбивался огонь.
Эту историю с тех пор я рассказывал много раз. Просто сбился со счета. Но этой ее части я не рассказывал никогда. Никогда не отвечал на вопрос, что я чувствовал в тот конкретный момент. Отвечу на него сейчас.
Облегчение.
Такую стремительную волну облегчения. У меня даже вырвался коротенький лающий смешок. И потом я произнес, обращаясь к пустой комнате: «Ну, конечно».
Мне бы знать, что это был просто сон.
Моя мама, я имею в виду, неожиданно умирает, и мне приходится бросать всю свою жизнь, которую я с таким трудом выстроил, возвращаться в Канзас и заботиться о Бене? Мне следовало бы понять это уже тогда. Мне незачем было, подняв взгляд, видеть башню горящей, чтобы понять — это всего лишь сон.
Теперь все обретает смысл.
Кроме того, это не походило на сон. Очень часто сны только потом осознаются снами. После того, как уже проснешься.
Завибрировал мобильный. Я все еще держал его в правой руке. Звонок вывел меня из забытья. Я ответил.
Это была Керри.
— О боже мой. Ты там. Ты отвечаешь. Больше никто не отвечает. Подожди. Ты где? Ты на работе?
— Нет, я дома.
— Включи телевизор. Ой, нет. Подожди. Тебе же из окна видно.
Но было поздно. Я был уже на полпути к телевизору. Так что протянул руку и включил его.
И, пока шел, пока передвигал ногами, я понял. Очнулся. Я просто понял.
— Мне Джефф звонил, — сообщила она, — и мы поговорили с минуту, но потом он отключился.
Я пытался слушать одновременно и Керри, и телевизор.
— Самолет? — произнес я, лишь смутно сознавая, что отвечаю телевизору, а не Керри.
— Я пыталась перезвонить, — говорила она, — но все линии заняты. Я обзвонила всех по рабочим номерам, но дозвониться не смогла. И потом я вспомнила: Джеффу можно звонить по мобильному. Только было ничего не понятно, Рассел, — она принялась плакать, но продолжала говорить. — Он сказал только, что жарко. И что он меня любит. И это все, что он сказал. И тогда я тебе позвонила. Потому что знаю номер твоего мобильника. Тебе видно, что происходит?
— Подожди, — попросил я. Ни при каких обстоятельствах мне было не угнаться за всем этим. — Как у тебя могло хватить времени обзвонить всех за… типа… минуту?
Краткое молчание.
— Это была вовсе не минута, Рассел.
Я глянул на часы. 9:03 утра. Почему-то, невероятно. 9:03 утра.
— Рассел, возьми свой телескоп. Рассказывай мне, что видишь. — Но я стоял столбом. Целую секунду просто стоял. Я не хотел подходить к телескопу. Если подойти, то все увижу. — Ой, боже мой, — взвизгнула Керри. — Ты видишь это?
Подняв взгляд, я увидел, как второй самолет метил в Южную башню.
— А ты это видишь?
Я не понимал, откуда ей было видеть. Она жила в центре Манхэттена.
— Я телевизор смотрю. О-о, боже мой!
Мы оба смотрели, как второй самолет врезался в Южную башню. Просто врезался. Словно открылась дверь — входите, пожалуйста. Под углом. Вспыхнул огонь, как будто самолет еще мог вырваться обратно. Только я не помню, видел ли я все это из окна. Или мне вспоминается то, что показали по телевизору.
— Рассел! — кричала Керри. — Что происходит? Почему это происходит?
— Этого не происходит, — сказал я. Во всяком случае у меня была такая теория. — Может же так быть, что это сон?
— Нет, это происходит. Возьми свой телескоп.
— Погоди, — попросил я и бросил мобильник на диван.
Я взялся за телескоп.
И увидел.
Дым. Клубы и клубы дыма. Серый и черный. Он валил не только из косой прорези, но и из окон выше. И через край крыши. Кажется, выходил из-под края крыши.
И бумага. Я видел множество бумаг. Выглядело, словно парад бумажных украшений, но я различал, что каждая крохотная блестка конфетти была целым листом бумаги.
А потом я увидел его. Но кого? Не знаю. Кого-то. Знал, что он не из наших, потому что окно находилось по крайней мере этажа на два ниже нашего офиса. Может, на три.
Человек стоял в проломленном окне. Стоял на краю.
И потом он просто… упал вперед. Движение было свободным. Намеренным. Он не терял равновесия. Он выбросился.
Поверьте мне. У меня был телескоп. Я знаю. Я видел.
Я отследил кусочек его падения в телескоп.
Видел, как воздушный поток задрал вверх галстук, который стоял торчком рядом с шеей. Видел, как трепыхались раскрытые полы пиджака, взметаясь к распростертым рукам. Он распростер руки. Словно умел летать.
И ткань его пиджака натянулась почти до кистей рук. От этого казалось, будто у него есть крылья.
И всего на мгновение я подумал: «Он полетит. Он бы не бросился вперед, если бы не думал, что способен летать. Он полетит».
Не полетел.
Я потерял его из виду (какое-то здание закрыло), когда до земли оставалось еще чуть больше половины пути.
Я услышал, как с дивана доносились вопли Керри.
Я взял мобильник, поднес его к уху. Она вопила:
— Что ты видишь? Рассел? Ты что видишь?
— Ничего, — ответил я. — Один дым. Мне ничего не видно. Один только дым.
Часть вторая
Сложный вопрос
15 сентября 2001 года
Было около семи вечера. Мой первый полный день… возвращения.
Я разбирался в маминых бумагах. Небольшая кипа папок, найденных в ящике у нее в спальне. Не могу даже сказать, что я хотел отыскать. Но сразу понял, когда нашел.
Тоненькая папочка с надписью: «Окончательные» решения. Только и всего. С кавычками на слове «окончательные». Словно могло оказаться, что они не такие уж и окончательные, как ей думалось.
Внутри я нашел документы, извещавшие, что она предпочла кремацию. И та была уже оплачена.
— Ничего себе! — выговорил я вслух.
Это примерно то же, что воскликнуть: «Бинго!» — что было бы чересчур старомодно. Или: «От крутняк!» — что уже слишком походило бы на современный хип-хоп. Но это было здорово. То есть настолько здорово, насколько это возможно, когда речь идет о недавней смерти твоей матери.
Из-за этого меня охватило какое-то неизвестное чувство. Во всяком случае, неизвестное до недавних пор. Словно я получил отсрочку. Для разнообразия. Кое-что получалось, как следует. И даже лучше, чем ожидалось.
