Последующие несколько минут моего утра стали упражнением на скорость. Скоростной душ. Скоростное бритье. Скоростное одевание.
Потом до меня дошло, что это напрасная трата сил. Ни к чему так торопиться. Что бы я ни делал, все равно пропущу совещание. Я мог бы сейчас стоять на платформе в ожидании поезда, и все равно это было бы впустую. Мог бы ехать в поезде, отходящем от станции, и все равно это не помогло бы. Так что я улучил минутку для четырех-пяти глотков чересчур горячего кофе, который был сварен по таймеру.
Хотел позвонить Стерджису, предупредить, что опоздаю, и попросить прощения. Но к тому времени было уже 8:35, и я решил, что прерывать совещание было бы еще хуже.
Хрень. Хрень. Хрень. Это было самое худшее. Хуже некуда. Самое худшее, что могло случиться. Работа значила для меня больше всего, больше собственной жизни, больше целого света. И почему я то и дело вот так все порчу? Почему?
Я посидел секунду-другую, обхватив голову руками, потом направился к двери.
Зазвонил телефон.
— Балдеж, — произнес я вслух. — Одно к одному.
Я уж почти решил не брать трубку. Но потом подумал: Стерджис. Это Стерджис — интересуется, где я. Затем: «Нет. Не может быть. Он бы позвонил на мобильник, считая, что я уже почти на месте». Потом решил: «Да пусть себе. Черт с ним». Снова подумал, что уже пропустил совещание. Уже опоздал.
Решил ответить. Если окажется что-то важное, попрошу звонившего, кто бы то ни был, перезвонить на мобильник, пока я буду идти к поезду.
— Алло? — произнес я. Видимо, одним словом, будто по телеграфу, пытался передать всю свою досаду.
— Расти? — мужской голос. — Это Расти?
В груди у меня защемило. Чуть позже боль разрастется в сокрушительную силу. Словно зажмет сердце в тиски. Я понятия не имел — тогда, — надолго ли она поселится во мне. И до чего же мало окажется у меня сил, чтобы сопротивляться ей. Понимал только одно: зачем-то звонили из мира, оставленного мною давно в прошлом. Из вымышленного места под названием Канзас. Потому что никто не называл меня Расти. В этом, реальном мире.
— Это… Рассел. Говорит Рассел Аммиано.
— Расти. Хорошо. Это Фил Джесперс. Из Ниебурга. Помнишь меня?
— О-о. Мистер Джесперс. Точно. Обязательно. Отец Марка. Из… соседнего дома.
— Верно.
— Я тут спеш…
— Оставь это на минутку, сынок. Как тяжко. Так скверно. Мне жаль… а-а, черт… не имеет значения, чего мне жаль, так ведь? Ты сидишь? Возможно, захочешь сесть, когда узнаешь.
Именно в этот момент боль и сдавила тисками.
Что-нибудь случилось с Беном, подумал я. Печально. Очень печально. Но я переживу. А вот бедная мамочка…
Я сел.
— Это касается твоей мамы, — донеслось из трубки.
— Мамы?
— О боже, Расти. Не мне бы тебе звонить. Доктор собирался. Но я сказал: «Нет, позвольте мне». Сказал: «Расти меня знает. Будет лучше, если от кого-то, кого он знает». Теперь вот жалею, что открыл рот.
Долгая пауза.
— Моя мама? — произнес я.
— Искренне сочувствую, Расти. Она скончалась.
Прошло какое-то время, по-моему. Не уверен, сколько именно.
— Этого не… может… я хочу сказать… Что случилось?
— Ну, точной уверенности нет, но врач считает, либо удар, либо аневризма мозга. Он собирается делать… Он будет разбираться. Скоро мы узнаем больше.
Прошло еще сколько-то времени.
— Где Бен? — спросил я.
— Он у нас. В данный момент он с нами. Но долго это продолжаться не может. Ведает Бог, Расти, как неприятно мне вот так ошарашивать тебя разом. Просто дьявольски неприятно. Но приходится. Тебе нужно возвращаться сюда и сбыть его с наших рук. Чем скорее, тем лучше, — я глянул в окно. На свою работу на том берегу реки.
Подумал: «Не смогу сделать этого. Я и так опоздал на работу».
Взглянул на часы: 8:39 утра.
— Я не могу забросить свою жизнь и заботиться о Бене, — сказал я.
— Что ж, тогда брось свою жизнь на минутку и сообрази, кто сможет. Потому как я до чертиков уверен, что не смогу. И до чертиков обязательно, что кому-то придется. Слушай. Тебе все равно нужно приехать домой, устроить все в связи с твоей мамой. Пока будешь здесь, просто подберешь какой-нибудь вариант с Беном. Вдруг решишь, что его нужно в какой-нибудь дом поместить. Никто не сможет принять этого решения за тебя. Или, может, сообразишь, с кем еще он мог бы жить. Только так или иначе, но тебе придется выбраться оттуда. И как можно скорее.
Я наблюдал (будто пребывал не в собственном теле, а где-то еще), как упорство покидает меня. Всякое желание сопротивляться. Фил был прав. Это неизбежно. Я просто обязан позвонить Стерджису и сообщить о смерти моей матери. Теперь я не опаздывал на работу. Не проспал ее. Моя мама умерла. Поэтому я и не мог прийти. Стерджис это поймет.
Всякий бы понял.
Погодите. Моя мама умерла?
— Верно, — сказал я. — Сейчас закажу билет на самолет. Буду держать вас в курсе. Позвольте, я вам дам номер своего мобильного.
— Он у меня есть. Сбоку на холодильнике твоей мамы записан. Вместе с этим.
— Хорошо. Значит… я вам перезвоню.
— Расти? Я сожалею. И Патти сожалеет. И Марк сожалеет.
«Ого, — подумал я. — Сожалеть-то должен я, сукин сын».
Я повесил трубку и нашел в Интернете нужный рейс. Это вообще времени не заняло. Охренительно дорого, но чего я ждал? Такие уж они, билеты в день вылета. И я не представлял себе, как добраться до… туда… из аэропорта в Уичито. Встретят ли меня Джесперсы? Путь неблизкий. Во что обойдется аренда машины? Дорого, посчитал я.
Но я все еще не звонил Стерджису.
Опять глянул на часы. 8:44.
Его телефон значился у меня на быстром наборе. Я рассчитывал, что попаду на голосовую почту, поскольку шло совещание. Но он, должно быть, следил за тем, кто звонит. Поскольку ответил сам.
— Аммиано, — зарокотал. — Где вас черти носят?
— Я дома.
— Дома? И что вы дома делаете?
— У меня мама умерла.
Слова, слетевшие с моих губ, звучали как-то странно.
Мелькнула мысль, что он им не поверит. Потому что я не верил.
— О боже. Это ужасно. Что случилось?
— Они еще… сами не очень уверены. Возможно, аневризма или удар. Так, послушайте. Я заказал билет. Я должен лететь.
— Безусловно, должны. Езжайте. Позаботьтесь обо всем. О нас не беспокойтесь. Мы справимся. Силы небесные! Мои соболезнования, Рассел.
— Я позвоню, когда буду знать, когда вернусь.
