— Тут собраны в кучу довольно непатриотические сантименты, — выговорил мужчина.
— А вот это еще одно, чего я не возьму в толк. Патриотизм. И это не означает, что я ненавижу Америку. Или хотя бы того, что она мне не нравится. Очень нравится. Только я живу в Нью-Йорк-сити. Так почему бы Богу не благословить Нью-Йорк-сити? Или штат Нью-Йорк? Плюс мы живем на планете Земля, но у планеты Земля нет пылких сторонников. Отчего тогда мы пылаем такой страстью лишь в пределах государственных границ? — я буквально не мог остановиться. Даром что понимал, как вывожу собеседника из себя. А ведь он меня подвозил. — Я скажу вам, отчего. Оттого, что у планеты Земля нет армии. И у Нью-Йорка тоже нет. Всего лишь мера безопасности. Заискивая с мощной структурой, чувствуешь себя менее уязвимым.
— Дерьма в тебе навалом, — бросил он.
— Уверен, вы бы чувствовали себя намного спокойней, если бы и я был спокоен.
Я почувствовал, как машина затряслась по гравию, и вдруг понял, что мы съехали с асфальтированного участка шоссе.
— Вон, — сказал он.
Я вздохнул.
Открыл дверь и вышел, а он рванул обратно на шоссе, не успел я и дверцу закрыть. Резко вильнул к щебенке и исправился: от виляющего движения дверца захлопнулась сама.
А потом он уехал с моими вещами.
— Эй! — крикнул я. — Мой рюкзак!
Я прыгал. Размахивал руками, надеясь, что он заметит в зеркальце заднего вида. Не заметил.
Вздохнув, я пошел на запад, выставив вздернутый большой палец, спиной к движению. Не самый действенный способ попасть в попутку.
— Больше никаких претенциозных размышлений, — произнес я вслух. — Придержи-ка при себе свои чертовы чувства, Рассел. Идиот.
Примерно через четверть мили я нашел свой рюкзак, брошенный в какие-то кусты на обочине дороги.
Позже в то пешее для меня утро, когда я так и не удостоился попутки, раздался звонок.
Это была Керри.
— Ни за что не догадаешься, кто мне только что звонил, — заверещала она голосом, прыгавшим от странно радостного к опасно взвинченному. — Не Джефф, к сожалению. Но догадайся.
— Без понятия. Говори.
— Стэн Харбо.
— Он жив?
— Он жив!
— Выбрался?
— Нет, просто так и не добрался. Он опоздал на работу. Ты такому ни за что не поверишь. Он уже входил в лифт. То есть буквально. Ногу поднял, чтобы войти в кабину, но так ее и опустил, потому что самолет врезался. И он просто выскочил обратно. Вместе со всеми остальными. Он просил дать тебе номер его мобильного. Есть чем записать?
— Просто скажи. Я запомню.
— Ой, а ведь точно. Я забыла, что ты не забываешь, — она продиктовала номер. — Так, послушай. Видишь? Необычное случается. Чудеса случаются. Нет ничего определенного, понимаешь?
— Точно, — сказал я. — Всего не угадаешь.
Она стояла на том, что Джефф все еще мог быть жив. Несмотря на тот факт, что он сделал короткий звонок из офиса через несколько минут после того, как врезался первый самолет. Несмотря на тот факт, что с тех пор он так и не позвонил.
— Я лучше свяжусь со Стэном, — сказал я.
Надеялся, что моя поспешность отключить телефон будет оправдана нетерпением связаться со Стэном Харбо.
Но я не рвался звонить Стэну Харбо.
Встал на обочине дороги и набрал номер. Один гудок. И тут появилась машина. Так что я отменил вызов.
Женщине, которая остановилась возле меня, было, наверное, лет восемьдесят. А может, я даже ей льщу. Девяносто, так, пожалуй, было ближе к правде. Маленькая, сгорбленная, и я с тревогой подумал, как это она ухитряется видеть что-то за собственной приборной доской.
Только я дожидался попутки все утро, а кроме нее, никого больше не было, так что я сел.
— Спасибо, что остановились.
— Обычно я этого не делаю, — голос старушки заметно дрожал. Голова дергалась взад-вперед. Все, казалось, существовало само по себе. — Но никого вокруг нет, вот я и захотела помочь. Не могу всему этому поверить. А вы? Вы можете поверить, что это на самом деле случилось?
Она вырулила обратно на шоссе и разогналась до скорости примерно миль на двадцать меньше разрешенной.
Может, этот вопрос был проходным, но мне так не показалось. Я воспринял его всерьез. Время было такое, что все воспринималось всерьез.
— Для меня это будто сон, — сказал я. — До сих пор такое чувство, будто все просто приснилось.
— Вот уж думать не думала, что увижу что-то подобное. Ничего такого прежде не случалось.
— Ну, это не совсем верно.
Едва эти слова вылетели у меня изо рта, я понял, что вновь принялся за неприятные рассуждения. Как раз за то, чем дал себе слово больше не заниматься.
— Как это? Когда это такое происходило?
— Неважно. Извините. Забудьте, что я сказал.
— Нет, в самом деле. Давайте, выскажетесь. Мне хочется понять, на что вы намекали.
— Ладно. Терроризм не что-то новое. Ни война, ни насилие не новы. Взгляните на Ближний Восток. На то, что в Руанде произошло в девяносто четвертом. Взгляните на…
— А-а, — произнесла она. — Я-то имела в виду — у нас.
А то, как же иначе. Конечно же, она имела в виду у нас. Отношение всегда другое, когда это — у нас, здесь. Надо отдать мне должное: вслух я ничего не произнес.
Я помнил, как мама однажды рассказывала мне про Уинстона Черчилля. Или, во всяком случае, то, что она помнила. В одном споре с ним кто-то указал на почти миллион утраченных жизней во Второй мировой войне. И Черчилль поправил того человека, сказав, что на алтарь смерти было принесено около шестидесяти миллионов. Что ответил оппонент? «А-а, это если считать иностранцев».
Я никак не мог взять в толк, почему подобное отношение делает всех остальных более патриотичными, а меня — менее.
— Полагаю, мне следовало бы и других брать в расчет, — сказала она.
— Мне следовало бы держать рот на замке. Извините.
— Нет. Не извиняйтесь. Вы правы. Нужно помнить и о других. Придется остановиться тут, заправиться немного.
— Отлично, — обрадовался я. — Я ненадолго, воспользуюсь остановкой.
По пути в мужской туалет я набрал номер Стэна и нажал на «вызов».
Он ответил с первого же гудка.
— Стэн?
— Рассел. Боже мой. До чего ж я рад, что ты позвонил. Керри предупредила меня, что ты, может, позвонишь. Я надеялся, что ты позвонишь. Ты раньше пробовал звонить?
— Ну да. Извини. Что-то помешало.
Я не знал, что говорить дальше. И очень хотел писать. За что и принялся, прижав телефон плечом к уху.
