– Меня все называют Роуз, – тупо повторила я. Мой голос был хриплым и звучал неестественно.
Последовала пауза, мимолетная, но ощутимая. Мы все стояли и молчали. Я чувствовала, Ники переводит взгляд и смотрит то на меня, то на Тео, пытаясь понять, что же между нами произошло. Тем не менее я продолжала смотреть в пол, не осмеливаясь говорить.
– Я думаю, обед почти готов, если хотите, давайте пройдем в зал, – сказала наконец Ники. – Роуз, я надеюсь, ты любишь жареную говядину?
Я почувствовала, что Тео переводит на меня взгляд, и широко улыбнулась.
– Люблю, – ответила я и позволила себе еще раз посмотреть в его сторону. Мы снова ощутили особую связь.
На этот раз он не отвел взгляд.
– Ну как?
Я прожевала до конца и отпила из своего бокала.
– Потрясающе.
Я посмотрела в тарелку, пытаясь нанизать на вилку кусочек побольше, но не желая при этом выглядеть, как поросенок. Родители никогда не готовили, и каждый раз, как Брент пытался соорудить нам что-то домашнее, он умудрялся это сжечь, поэтому я не привыкла, чтобы кто-то готовил мне еду, особенно такую вкусную.
Тео на секунду оторвался от обеда, на его лице промелькнула улыбка.
– Мама несколько лет проучилась в кулинарном институте, еще до того, как родила меня, – пояснил он.
Я открыла было рот, чтобы ответить, но Ники меня перебила.
– Ты любишь готовить, Роуз? – дожидаясь моего ответа, она поднесла к губам бокал с вином и отпила.
– Да, но мне больше нравится печь, – призналась я и пожала плечами. – Я всегда была сластеной.
Ники улыбнулась.
– Вот поэтому на десерт я испекла соленое печенье с карамелью.
У меня от одной только мысли потекли слюнки.
– Я уже хочу попробовать!
Столовые приборы ударялись об тарелки, и комната наполнилась звоном. Я наелась до отвала, пока не почувствовала, что в меня уже ничего не влезет. Тем не менее я не собиралась останавливаться, еда была вкусной, мне хотелось съесть все подчистую. Я подняла голову, намереваясь еще раз похвалить Ники, как все вкусно, но она заговорила первой.
– Я просто хочу сказать тебе спасибо, – выпалила она, словно не могла больше сдерживаться.
Я захлопнула рот, у меня пропал дар речи. В комнате повисло напряженное молчание, и с каждой секундой ситуация делалась все более неловкой. Я заерзала на стуле, чувствуя на себе пристальный взгляд Ники.
– Мама… – Тео беспокойно заерзал на стуле.
– Ты так помогла Тео, когда он оказался в беде, – продолжала Ники, не обращая на него внимания. – Ты сделала то, что не смогла сделать я. И хоть я и переживала за него все это время, я не могу сердиться на тебя за твою смелость. Я не могу сердиться на тебя за то, что ты помогла Тео, когда он попал в беду.
Ники говорила так искренне, что я ощутила прилив сочувствия. И когда я осознала, через какую боль ей пришлось пройти, мои эмоции взяли надо мной верх. Глаза защипало, и я заморгала, чтобы не расплакаться.
– О, Ники, не стоит благодарности…
– Ты была так добра к Тео. Я уверена, он очень тебе благодарен.
И я поняла: она не в курсе, как Тео со мной обращается, и не знает всего. И словно по команде мы обе выжидательно на него посмотрели, согласится ли с нами?
Тео заерзал на стуле.
– Ну да, – сказал он, чуть улыбнувшись. – Благодарен.
Время остановилось. Я была не в состоянии отвести от Тео взгляд. И в этот момент я ощутила, что понимаю его и знаю.
Но Ники прервала молчание:
– Я просто обязана была пригласить тебя на обед, ведь чувствовала себя такой виноватой, что не поблагодарила. Особенно учитывая, как это было трудно. Я уверена, это далось непросто.
Я повернулась к ней, снова переведя взгляд с Тео на Ники.
– Я справлюсь с последствиями.
Ники молитвенно сложила руки и выпрямилась.
– Мне очевидно, что в идеале всего этого вообще не должно было случиться, – она нервно рассмеялась, как будто чтобы сгладить неловкость. – Но учитывая, какая плохая ситуация сложилась дома, Тео поступил правильно, отправившись к тебе.
Ники посмотрела на сына, выглядевшего так, словно ему очень неуютно: Тео опустил глаза, его шея покраснела. А потом она обернулась ко мне, и у нее на лице появилось подобие улыбки.
– А самое правильное во всем этом то, что он выбрал тебя.
Неожиданно Тео резко отодвинулся на стуле, оцарапав им пол, и встал.
– Мне… Мне нужно выйти подышать свежим воздухом, – отрывисто сказал он, направившись вон из комнаты.
– Тео, дорогой… – попыталась было позвать его Ники, но он уже ушел и захлопнул дверь.
Я поспешно вскочила.
– Прошу прощения, – только и сумела выдавить я. А затем направилась вслед за Тео.
Когда я нашла его, он сидел на крыльце и смотрел прямо перед собой. Его всего трясло.
Чтобы согреться, я подошла и уселась рядом с ним, а затем обняла его за плечи. Когда я сделала это, он даже не взглянул на меня, продолжал сидеть неподвижно.
Кто-то из нас должен был заговорить, сказать что угодно, и все же ни один из нас не шелохнулся, мы молчали. Поднялся ветер и лихо бросил мне в лицо волосы, я протянула руку, чтобы заправить их за уши.
– Я столько раз пытался тебе открыться, – проговорил наконец Тео, его голос звучал хрипло.
Я повернулась к нему, удивленная неприкрытой эмоциональностью его тона.
– Тео, тебе вовсе не обязательно…
– Каждый раз, когда я открывал было рот, чтобы рассказать… Я просто не мог заставить себя произнести эти слова. Я потерял сон, провел столько беспокойных бессонных ночей. Я все время гадал, как ты отреагируешь, если я тебе скажу, но в итоге я слишком сильно испугался… Я побоялся тебе сказать. Я все откладывал и откладывал разговор… А потом стало уже слишком поздно. Ты узнала обо всем не от меня.
Я попыталась встретиться с ним взглядом, но он отвернулся, отгородившись.
– Почему ты на меня не смотришь, Тео? – прошептала я, нежно прикоснувшись к его руке. Мы соприкоснулись кожей, и по моему телу побежало тепло, я вся просияла.
– Потому что каждый раз, когда я смотрю тебе в глаза, Роуз, я вижу боль и предательство, все то, что ты почувствовала, узнав об этом от посторонних. Когда я должен был сам все тебе рассказать. И это меня убивает, – признался он, а затем взглянул на меня. Этого было достаточно, чтобы я поняла, какую он испытывает боль.
Я пыталась подобрать слова, что-то, что помогло бы нам склеить наши разбитые отношения. Тео ждал, продрогший и напряженный.
– Может быть, еще не поздно со мной поделиться, – мягко сказала я. Мои слова прозвучали так тихо, что я засомневалась, расслышал ли он.
