– Лилечка, вы уж простите нас, что мы вчера так с вами негалантно поступили, – залебезил с порога Карл Евгеньевич, и Лиля с глухой неприязнью подумала, что, очевидно, доктор и сам нуждается в терапии, не может взрослый мужчина так разговаривать со взрослой женщиной.
– Позовите моего сына, – вместо ответа потребовала она, не поворачиваясь к психиатру. Раздался противный звук скрежета по полу стула. Судя по всему, Карл Евгеньевич умостился на нем и оказался где-то рядом с Лилей. Его следующая фраза прозвучала у нее над ухом:
– Лилечка, с удовольствием, но вначале выполните и вы мою небольшую просьбу. Сейчас сестричка возьмет у вас анализы, посмотрим, что там с биохимией, а мы пока с вами побеседуем, я задам вам несколько вопросов…
– Позовите Матвея, – глухо прервала его Лиля. Психиатр начинал действовать на нервы, как он вообще может кого-то лечить?
– Ну, Лилечка…
Не выдержав, Лиля подскочила на кровати и закричала прямо в лицо врачу:
– Позовите сына, пока он не придет, никаких анализов я сдавать не буду, – после чего снова рухнула на кровать и закрылась с головой одеялом, глухо пообещав из-под него: – И только попробуйте что-нибудь насильно со мной сделать, клянусь, вы об этом пожалеете.
– Видите ли, Лилия… – вздохнул Карл Евгеньевич, поправляя волосы и оставляя дурашливый тон. Женщина была в стрессе, похоже, муж не зря о ней беспокоился. Осознание этого помогло ему говорить более уверенно, в конце концов, он просто врач, который помогает человеку пусть даже против его собственной воли. – Видите ли, Лилия… – повторил он, – может случиться так, что вы больше никогда не сможете обратиться ни к кому из своих могущественных друзей, если они, конечно, у вас имеются. Ведь есть люди, закончившие свои дни в этих самых стенах, о чем большинство из тех, кто их знал, даже не догадывается. А все почему? Потому что они были упрямы и несговорчивы и не давали нам шанса им помочь. Вы умная женщина, сейчас я вас оставлю, а вы хорошенечко обдумайте то, что я вам сказал. А потом мы снова с вами встретимся, и я уверен, что в этот раз нам удастся поболтать по-дружески.
Лиля опять услышала противный скрежет металлических ножек по полу, затем шаги, после чего дверь открылась и сразу же захлопнулась. Она скрючилась под одеялом и даже прикусила его край зубами, чтобы не закричать от отчаяния и страха. Похоже, у нее не только не выйдет спасти дочь. У нее есть все шансы потерять саму себя.
* * *
– Матвей, садись в машину, – уже не сдерживаясь, рявкнул Кирилл.
Настроение было гаже некуда, ночь он провел без сна, пил кофе и даже достал сигареты, к которым не прикасался вот уж пару лет, заметив, как кожа посерела, а лицо прорезали тонкие морщинки.
С утра все пошло не так. На улицу стеной рухнул дождь, Гоша отказался есть бутерброд, который соорудил отец, Матвей молчал и сверлил его взглядом, действуя на нервы, а теперь вот стоял возле машины и отказывался в нее садиться.
– Где мама? – повторил Матвей вопрос, не обращая ни малейшего внимания на дождь, уже пробравшийся под одежду.
Вчера мама уехала куда-то с отцом, после чего тот вернулся один. Матвей легко сопоставил это с визитом психиатра и тем шокирующим заявлением, которое сделала мать. Но он отказывался верить в то, что отец отправил ее в больницу.
– Матвей, у меня совещание через полчаса, я не могу опоздать, и так неприятностей куча, – уже не сдерживаясь, заорал Кирилл. Тонкое красивое лицо исказила гримаса гнева, на лбу запульсировала вена. Шерстяное пальто промокло насквозь.
– Где мама? – снова уперто поинтересовался Матвей, и Кирилл с трудом сдержал желание ударить сына.
– Мама у подруги, – процедил он.
– Папа, мне холодно, – заныл из машины Гоша, и Кирилл, не сдерживаясь, захлопнул дверь салона.
– У какой подруги, папа? У мамы нет подруг. – Матвей уставился отцу прямо в глаза, и Кирилл вздрогнул. Копия мать. Их всегда связывали особые отношения, та тонкая, но удивительно прочная связь, которую не в силах порвать даже родной отец. Иногда Кирилла это бесило, и он налетал на Лилю, требуя, чтобы та перестала бесконечно опекать пацана и дала ему возможность расти мужчиной, но жена успешно игнорировала нападки. Ее глаза всегда зажигались особым светом, когда она смотрела на Матвея, и ради него она была готова на все.
– Появилась, – буркнул Кирилл, – мама живой человек, может она от нас отдохнуть?
– И когда она вернется?
– Матвей, давай ты сейчас сядешь в машину, и я все тебе объясню по дороге, пожалуйста, я правда опаздываю. – Кириллу удалось обуздать гнев, он снова распахнул дверь, упреждая собирающегося заныть младшего сына: – Потерпи, Гоша, ты мужик, а не баба.
За рулем будет проще врать, иначе, когда Матвей вот так смотрел ему в глаза, у него не получалось. А тот все продолжал сверлить льдинками, точь-в-точь как у матери. Матвей напоминал Кая из старой детской книжки, которую Кирилл, будучи ребенком, отчего-то ненавидел и боялся. Кай был холодным, красивым и никого не любил. Кроме Снежной королевы.
– Папа, ты что, отвез ее в больницу? – льдинки попали прямо в сердце, и Кирилл едва не захлебнулся от боли. Как он узнал? Как он мог об этом узнать?
– Матвей… – замялся Кирилл, не выдержав и все-таки отводя глаза, бросая показательный взгляд на часы. – Мама сейчас в санатории, она отдыхает, в последнее время ей было тяжело.
Неожиданно Матвей сделал шаг к машине.
– Отвези меня к ней.
– Мне холодно, папа, – снова заныл Гоша, и Кирилл сжал кулаки, с силой вонзая ногти в розовые ладони, чтобы не заорать. Как Лиля только с ними выживает?
– Матвей, сейчас вы отправитесь в школу, а я на работу, к маме мы не поедем, ей правда надо отдохнуть.
– Скажи мне, где она, и я поеду туда сам. – Матвей отошел от машины и снова уставился ледяным взглядом на отца. Интересно, если завтра с Кириллом что-нибудь случится, Матвей заплачет? Он вообще его любит? Кирилл не смог с уверенностью ответить на этот вопрос.
– Матвей… – Кирилл поднял глаза к небу в тщетной попытке отыскать там подсказку. Ничего не найдя, опустил взгляд и уставился на итальянские туфли из коричневой замши, которые ему очень нравились и которые теряли товарный вид прямо на глазах. – Маме надо отдохнуть.
– Этот Карл Евгеньевич, которого ты приводил, работает в первой городской психиатрической больнице, я сейчас поеду туда и буду искать там маму. Ни в какую школу я не пойду, пока не увижу ее, – неожиданно жестко заявил Матвей, и Кирилл с удивлением посмотрел на сына – тот становился мужиком? Да быть того не может! Он же не вылезал из-под Лилькиного крыла, разве такие становятся мужчинами?
– Хорошо, – немного подумав, кивнул Кирилл. Совершенно очевидно, что Матвей вышел из-под контроля, и неизвестно, что еще он может натворить. Настраивать сына против себя и добавлять новую головную боль не хотелось. К тому же мало ли как дальше жизнь повернется, ему может понадобиться его поддержка. – Мы сейчас отвезем Гошу в школу, а потом я отвезу тебя в санаторий. – Он сделал акцент на слове «санаторий» из тупого упрямства, отстаивая свою версию. – Ты увидишь, что маме ничего не грозит, а затем я снова отвезу тебя в школу. Знаешь, а ты молодец, – неловко улыбнулся он в тщетной попытке протянуть тоненький мостик над разверзающейся пропастью между ним и собственным сыном.
