– Помнишь ту старушку в Нью-Йорке? – Это были первые слова, которые он произнес после ухода из ресторана.
Эм Джей захлопнула дневник и положила его рядом с собою на кровать:
– Какую старушку?
– Которая наткнулась на зонтик своей подруги и порвала веко?
От нахлынувших воспоминаний у нее все похолодело внутри: Дэн, решивший лично сопроводить старушку до больницы, залитое кровью лицо, безумная гонка таксиста.
– Я потеряла сознание, когда вышла из машины.
Дэн скрылся в ванной и сплюнул в раковину.
– Вот именно.
– Что именно?
– Ты не лечишь раны. Я не пишу тексты. Перестань исправлять мои речевые ошибки на людях, а я обещаю не просить тебя ассистировать, когда в следующий раз буду накладывать швы на порванное веко.
– Ты поэтому играл в молчанку?
– Да, но игра еще не закончена.
– Когда она закончится?
– Когда получу способность тебя простить, – ответил он, мочась в унитаз.
– Так никто не говорит. Тебе следовало сказать: «Когда смогу тебя простить».
– А тебе следовало сказать: «Мне очень жаль, Дэн».
– Я не могу.
– Почему? – Он смыл воду.
– Потому что я писатель, а одно из первых правил в нашем деле – «покажи, а не говори».
– Так покажи, что тебе жаль.
– Совсем другое дело. Это я могу. – Эм Джей толкнула Дэна на кровать и села на него сверху, как ковбой. Последней ее мыслью было: «Конец сцены».
* * *
Последующие дни были непримечательными и даже прекрасными в своем однообразии. Они состояли из тех заурядных и таких знакомых всем влюбленным парам событий, о которых Эм Джей могла лишь мечтать, живя прежде вдали от Дэна. Прощальный поцелуй, когда он утром уносился на встречу. Приветственный поцелуй, когда он возвращался. Дела Дэна шли в гору, а про себя Эм Джей могла бы сказать: «Долго объяснять. Вам не понять». А все потому, что Дэн Хартвелл не просиживал дни напролет дома и не придумывал, как лучше объяснить разницу между Нью-Йорком и Калифорнией. Он не составлял список под названием «10 способов описания солнечного света над океаном», а если и составлял, то в нем не было места «брильянтовым лучам, струящимся с небес». Дэну некогда было тратить на это время, потому что не фантазии спасают жизни, а человек. Но Эм Джей нечем было заняться, и она все больше погружалась в мир фантазий.
Несколько раз она пыталась встретиться с бывшими участницами Книжного клуба, но они не находили времени на ланч и категорически отказывались от ужина. Ханна узнала о беременности Адди и бросила Дэвида. Кэтрин и Винсем были на Гаити. Дэн почувствовал, что одиночество возвращается к Эм Джей, и убеждал ее, что надо лишь немного подождать – и оно исчезнет. Но время как раз было проблемой, а не решением. Эм Джей тонула в нем. Свободное время. Дополнительное время. Послеобеденное время. Тихое время. Гнетущее время. Мое время… Тонущим женщинам нужна не вода, а помощь. Примерно так рассуждал Дэн, возвращаясь однажды вечером домой с бутылкой бордо и рюкзаком цвета хаки, который он открыл на террасе.
– Что это? – спросила Эм Джей, с недоумением разглядывая блокноты, ручки, энергетические батончики, солнцезащитный крем и тампоны o. b. – Не понимаю.
Он протянул ей конверт, в котором лежало два билета до Международного аэропорта Банги М’Поко.
– Гавайи?
– Центральноафриканская Республика, – радостно объявил он, разливая вино по бокалам. – Точное место назначения – деревушка в трехстах километрах от города Банги под названием…
– Что? – рассмеялась Эм Джей, хотя ей было не смешно. Даже если Дэн и пошутил, то все равно не смешно. – Зачем?
– Вспышка кори. Там уже работают врачи, но они не справляются. Марко, Кэтрин, Винсем и Аарон будут там на несколько дней раньше нас.
– Нас?
– Да, нас, – усмехнулся Дэн. – Вылетаем 16 сентября поздно ночью.
Эм Джей внимательно наблюдала за тем, как в ночи растворяются очертания о. Каталина.
– Мне показалось, ты решил навсегда отказаться от этих поездок.
– Совершенно верно, но потом моя прекрасная девушка объявила всем на ужине о своем желании стать полевым репортером.
– Я никогда не говорила… – Эм Джей сделала паузу, надеясь, что Дэн опомнится. – Я старалась быть милой и вежливой. Но я не имела в виду ничего подобного.
Дэн помрачнел:
– Но ты была весьма убедительна.
– Возможно, ты услышал то, что хотел услышать.
– Что это значит?
– Это значит, что ты так сильно хочешь куда-нибудь улететь, что убедил себя в моем желании поехать вместе с тобой.
– Но ты же сказала…
– Совершенно неважно, что я сказала. Ты очень хорошо меня знаешь и всегда понимаешь с полуслова.
Мне здоровье не позволяет работать в лагере для беженцев. Я бы с удовольствием, но не могу.
– Но ты не имеешь ни малейшего представления об этой работе. – Он тоже начал смотреть на о. Каталина.
– Давай выпьем бутылку этого прекрасного вина, и ты мне все подробно расскажешь.
– И что потом?
– А потом… Я все прекрасно знаю о лагерях для беженцев.
– Но ты хотя бы подумаешь над моим предложением?
– Не исключено. Такой шанс всегда есть.
– Насколько он велик?
– Едва заметен невооруженным глазом.
– Но он есть?
– Да, – рассмеялась Эм Джей. – Но при одном условии.
Дэн взял ее руку:
– Все что захочешь.
– Если я решу поехать, а это очень, очень сомнительно, то свои вещи я буду собирать сама.
– Договорились.
Глава двадцать третья
Нью-Йорк.
Понедельник, 12 сентября.
Растущая луна
Гейл разломила хлебную палочку на две части и положила их на тарелку.
– Ты выглядишь расслабленной, слишком расслабленной. Ты хоть носишь бюстгальтер? – Она махнула тонкой, как спичка, рукой, указывая на желтое макси платье Эм Джей, а затем подняла скатерть, чтобы рассмотреть ее плетеные сандалии. – Из чего они сделаны? И волосы как у хиппи. Боже, неужели я сама выглядела так богемно? В те времена, когда занималась сексом?
Только сейчас Эм Джей осознала, насколько странно и неуместно она выглядит на фоне нервной и вечно занятой публики «Del Frisco’s».
– Байкаст-кожа, – сказала она в защиту своей обуви, купленной на пляже в магазине для сёрферов. – Ни одно животное не пострадало.
