– Бежим! – заорала Бритт.
Двухметровая с ножками ванна Адди провалилась через пол и с грохотом обрушилась на проход «Гордыня», разнеся его вдребезги.
Глава семнадцатая
Перл-Бич, Калифорния. Пятница, 22 июля.
Убывающая луна
– Двадцать восемь, – подсчитала Эм Джей. За утро она проверила входящую почту 28 раз, однако письмо от Гейл до сих пор не пришло. Контракт был доставлен в Нью-Йорк еще вчера, и, если верить унизительному для Эм Джей звонку в отдел доставки, Гейл лично расписалась в его получении. Так где же звонки с поздравлениями, корзинка с фруктами и общекорпоративное объявление, что всеми обожаемая Эм Джей возвращается в сентябре на работу в «City» в качестве главного редактора? Хорошо, одного из двух главных редакторов, и тем не менее окажите хоть немного внимания, пожалуйста. Остается только надеяться, что произошла ошибка и Гейл отправила Эм Джей письмо на старый корпоративный адрес, а не на ее личный аккаунт Gmail. – Двадцать девять.
Раздался звонок в дверь.
На пороге стояла Адди – высокая прическа, яркий макияж – в обтягивающем медицинском халате и розовых кроксах. Она была скорее похожа на порнозвезду в образе медицинской сестры, чем на консультанта по беременности, идущего на работу.
– Нужен совет.
– Он как-то связан с обувью? – подначила Эм Джей.
– С обувью? – переспросила Адди, поглядывая на дом Голденов.
– Все понятно, – сказала Эм Джей, внезапно догадавшись о цели визита, – Тебе не нужен совет. Ты пришла, чтобы подглядывать за Дэ…
Адди зажала ладонью рот Эм Джей:
– Тс…
– Расслабься. Он еще не переехал.
Адди опустила руку:
– Бритт вроде сказала, что в пятницу.
– Сказала. Но сейчас 8:30 утра, – ответила Эм Джей.
Она хотела прочитать лекцию об адекватном поведении и реалистичном подходе к жизни, но отказалась от этой затеи из-за отсутствия квалификации. Поэтому она пригласила Адди пройти внутрь и предложила стакан воды.
– Я бы не отказалась от фриттаты, – сказала Адди. – Квартира моего анорексичного друга Лу подходит только тем, кто предпочитает на завтрак есть горчицу.
– У меня есть пять бутылок пива, полбутылки просекко, зачерствевший багет и остатки китайской еды.
– Ты совсем не ешь?
– Нет, если у меня стресс.
– Так что там с китайской едой?
– Забирай.
Эм Джей провела ее на кухню. Адди сама нашла на полке контейнер с готовыми пельменями синюшного цвета, обнюхала их и немедленно закрыла крышку:
– Не забудь надеть костюм химзащиты, когда будешь выбрасывать эту тухлятину.
– Так ты действительно пришла за советом или это отговорка?
– Скорее отговорка, – призналась Адди. – Я хотела сказать, что сегодня буду просить свою начальницу Лару выдать аванс, чтобы успеть отремонтировать потолок раньше, чем Лидди обо всем узнает. Но советы мне особо не нужны. Кстати, эта женщина готова на все, лишь бы забраться ко мне в постель.
– Она лесбиянка?
– Нет. – Адди взяла засохший багет и отгрызла кусок. – Но она человек, и ничто человеческое ей не чуждо.
* * *
ЧЕЛОВЕК.
Адди давно ушла на работу, а это слово, отнюдь не самое лиричное, как навязчивый мотив продолжало крутиться в голове Эм Джей. Оно распалось на две части – чело-век, чело-век, чело-век, – которые звучали в такт шагам все время, пока она шла в кафе, где заняла столик в углу. Слово вертелось, никуда не исчезало даже после повторного заказа еды и чтения книги «Генри и Джун» в течение часа. Но, только добравшись до слов «яркая, полноценная жизнь», Эм Джей поняла, в чем дело.
Хотя книга Анаис Нин посвящена описанию новых эмоций, чувств и острых ощущений, которые человек ищет в отношениях с любовниками и любовницами, сама Эм Джей неожиданно нашла все это благодаря визиту Адди. Случайное вторжение встрепенуло ее чувства, оживило привычную обстановку и заставило ее снова почувствовать себя живым человеком. Оно напомнило, что люди могут запросто прийти в гости к Эм Джей как таковой. И что было не менее важно, Эм Джей, как и французская писательница, когда-то тоже описывала свои ощущения и чувства в дневнике.
Эм Джей достала из сумки блокнот и записала: «Анаис не страдала от недостатка общения, но случилось так, что более всего на свете она привязалась к своему дневнику. Посвященный ее противостояниям, страстям и чаяниям, он стал для нее самым доверенным собеседником. Бурлившая в нем жизнь никак не зависела от мнения любовников».
Она вспомнила о ежедневнике «Молескин», который ей подарил Дэн. О карандаше. Кружившиеся в ее голове мысли были похожи на самолеты, ожидающие разрешения на посадку. Но в отличие от прошлых и лучших времен эти самолеты не доставляли идеи будущих книг, наброски неотразимых персонажей и циничные остроты. Они перевозили страхи. Страх одиночества, страх неизвестности, страх разочарования, страх наступления 34-го дня рождения и страх, что ее дневник никогда не достигнет уровня дневника Анаис. Тогда какой смысл его вести?
– Они не подлежат сравнению, – объяснял д-р Кон по телефону, пока она шла домой из кафе. Хотя он не сказал об этом прямо, но Эм Джей почувствовала по голосу, что д-р Кон пришел в восторг от неожиданной темы их еженедельных телефонных бесед. «По крайней мере, она задумалась о том, чтобы начать писать», – , представляла его мысли Эм Джей. – Дневник – это площадка для выгрузки самых сокровенных мыслей, пусть даже сформулированных языком первоклассника. Он не обязательно должен стать шедевром мировой литературы. Он предназначен исключительно для приведения мыслей в порядок. Не дай Анаис все испортить.
С улыбкой Эм Джей пообещала, что начнет вести дневник, сразу как только придет домой, плевать она хотела на Анаис и на ее «яркие тексты».
Но, подходя к дому, она увидела Адди, лежавшую на уличных качелях. Розовые кроксы валялись на обочине.
– Что ты здесь делаешь?
Адди села. Ее глаза были красными и опухшими.
– Пиво еще осталось?
– Да, – сказала Эм Джей. – Принести бутылочку?
– Лучше три.
Эм Джей вернулась из дома с пивом, остатками просекко и ежедневником «Молескин». Она не собиралась ничего писать при Адди, просто хотела, чтобы он лежал рядом.
– Что празднуем? – спросила Эм Джей, усаживаясь рядом.
Качели неожиданно свалились на землю.
– Я знала, что набрала лишний вес.
– Они никогда не выдерживают двух человек, – соврала Эм Джей, потому что она всегда качалась в одиночестве. – Ты попросила аванс?
– Угу.
– Она дала добро?
