Та книга до сих пор у него. Йенс сохранил ее, потому что она напоминает ему о годах увлечения бегом, так же как грамоты и вымпел, полученный им за победу в чемпионате земли Гессен. Он до сих пор испытывает предстартовый страх, как сказали бы психологи. Этот страх охватывает его, несмотря на все хвалебные отзывы критиков и на собственный богатый опыт: «Меня никогда не покидает чувство неуверенности по отношению к самому себе. Смогу ли я? Оправдаю ли собственные ожидания?»
В том, что Йенс Харцер имеет иммунитет против давления извне, мнения публики и режиссеров, но при этом испытывает внутренние сомнения, вроде бы есть противоречие, но оно только кажущееся. И устойчивость против внешних воздействий, и мучительное самокопание воспитали в нем занятия бегом. Бег порождает в человеке чувство полной ответственности за свои результаты. Это убеждение делает его независимым от мнений со стороны, но повышает давление, оказываемое на самого себя. Йенс Харцер не может избавиться от такого подхода, хотя уже давно выступает на сцене, а не на тартановой дорожке. «Видимо, поэтому справедливо утверждение: бегун – это навсегда».
Он продолжает бегать и в театре «Талия». В роли Хауке Хайена он 3–4 раза за спектакль буквально выбегает на сцену, чтобы подчеркнуть страсть, с которой Хауке борется за строительство новой плотины. Даже для меня как непрофессионала Йенс Харцер – выдающийся актер. Он выражает свою любовь к дочке бывшего смотрителя плотины без единого прикосновения к ней, без драматических слов – только осторожными жестами и неожиданной мягкостью в голосе. Всего одно движение головой, когда он роняет рано поседевшую прядь волос на лоб, позволяет ему продемонстрировать отстраненность Хауке от мира.
Йенс Харцер появился в своей артистической уборной за пять часов до начала спектакля, чтобы ему хватило времени для перевоплощения в Хауке Хайена. Когда его двое детей были еще маленькими, Йенсу и его жене, которая тоже работает актрисой, приходилось выкраивать каждую минуту. Тогда он порой приходил в театр всего за два часа до поднятия занавеса. «Поначалу я совершенно не мог собраться, – рассказывает он. – Мне нужно четыре, пять часов, чтобы войти в образ!» Но затем он научился перевоплощаться за короткое время. Теперь, когда детям уже семь и тринадцать лет и они не требуют постоянного внимания, Йенс вернулся к старому ритуалу «Иногда я задаю себе вопрос: зачем сидеть по пять часов в одиночестве в своей уборной? По-моему, это тоже идет из спортивного прошлого. Долгая подготовка в условиях полной отрешенности от окружения, чтобы затем перенестись в свой мир».
Порой одноклассники приглашали его по выходным прогуляться в город, но Йенс Харцер, которому тогда было 16 лет, отвечал отказом. Он оставался дома и осторожно, недоверчиво изучал себя: достаточно ли расслаблены мышцы ног, насколько сильно отталкивание стопы? «И все из-за того, что в воскресенье нужно было участвовать в каких-то второстепенных соревнованиях на первенство округа». Йенс не слишком страдал по этому поводу: «Я очень рано оказался в этой сфере жизни и полностью идентифицировал себя с ней».
В двенадцать лет он без всякой специальной подготовки выиграл первые соревнования по бегу и произвел такое впечатление, что тренер легкоатлетической секции в виде вознаграждения разрешил ему пропустить тренировку по прыжкам в длину. В 13 лет Йенс перешел в спортивный клуб Висбадена, чтобы специализироваться в беге на средние дистанции, и быстро заметил, что дело не просто в смене спортивной секции. Поменялся сам образ жизни. Поездка на автобусе из его родного Бибриха – предместья с великолепным дворцовым парком в английском стиле – на стадион, расположенный на Берлинерштрассе, каждый раз символизировала переход в новый, волнующий мир, где все было подчинено бегу. Йенс Харцер не может точно вспомнить, как звали того человека, который сделал из него не только бегуна, но и, в определенном смысле, актера и человека: «Ханс-Йоахим Шмитт или Ханс-Йохен Шмитт… Что-то в этом роде». Между собой они всегда называли тренера «Шмитти».
Однажды, когда Йенс Харцер приехал на Берлинер-штрассе (на тот момент ему было 16 лет и он считался уже одним из самых быстрых бегунов на 1500 метров в своей возрастной категории), Шмитти спросил его:
– Чем ты собираешься сегодня заняться на тренировке?
– Что? – не понял Йенс.
– Ну, чего ты хочешь? Что, по-твоему, пойдет тебе на пользу?
– Не знаю.
– Я хочу, чтобы через год ты мог мне точно сказать, чем будешь заниматься.
«Я был шокирован. Чего он от меня требует? По пути домой я подумал и пришел к выводу, что мне надо научиться понимать, к чему приложить все знания, полученные на тренировках. Не просто пробегать в определенном темпе 3 раза по 2000 метров в лесу или 6 раз по 400 метров на стадионе, а знать, для чего это мне надо. Шмитти хотел научить меня мыслить самостоятельно. Он давал мне то, что будет сопровождать меня всю жизнь».
– Чем мы сегодня будем заниматься, Шмитти?
– Придумай сам.
– Но…
– Когда придешь на тренировку во вторник, сам скажешь мне, чем будешь заниматься, и мы это обсудим.
– А что лучше: бег с переменной скоростью или упражнения на выносливость?
– Сам подумай.
«Конечно, я сейчас кое-что додумываю от себя и все это говорилось другими словами, но смысл был именно такой. Цель должна состоять в том, чтобы ни один забег не приносил тебе разочарования. Ты уже так много знаешь о себе, что всегда можешь понять, чего от себя ожидать. Ты знаешь, что именно нуждается в дополнительной тренировке, какое время ты показываешь на дистанции. Значит, ты в состоянии сам определить, на какой результат способен. Шмитти всегда говорил, что результат предсказуем на 90 процентов. И лишь 10 процентов зависит от внешних обстоятельств, например от тактики бега или от погоды, а все остальное – только от тебя».
Когда Йенс Харцер, будучи уже молодым актером, выступал на сцене берлинского театра «Шаубюне», ему дважды пришлось иметь дело с легендарным режиссером Петером Цадеком, и это напомнило ему былые времена. «Вы сами служите себе критерием, – говорил Цадек труппе перед репетициями. – Вы сами должны точно знать, что в вашей игре хорошо, а что плохо, поскольку иначе услышите об этом ото всех – от жен, друзей, критиков. Если вы не уверены в себе, то сомнения разрушат вашу роль изнутри». «Оказалось, что театр – то же самое, что и бег, – говорит Йенс Харцер. – Я это понял». Уже с первых дней в театре он почувствовал, что Шмитти на тренировках научил его тому, чего не знали другие коллеги, которые до слез расстраивались из-за резких слов режиссера на репетиции или несправедливых упреков критики: нельзя, чтобы посторонние мнения выбивали тебя из седла.
В 17 лет Йенс Харцер пробегал 1500 метров за 4 минуты 5 секунд – плюс-минус 10 процентов. С такими результатами, согласно плану, он должен был летом 1989 года на юниорском первенстве Германии в Дортмунде войти в число двенадцати участников финального забега. Предварительный забег спортсмены начали медленно. Они занимались тактическими играми, подкарауливали друг друга, толкались локтями, вели борьбу за выгодную позицию. Примерно за 400–500 метров до финиша один особо нетерпеливый бегун решился на финишный спурт, и игры тут же кончились. Все сорвались с места, а Йенс Харцер оказался в хвосте.
