Когда они только начинали встречаться, он водил ее на зарубежные фильмы, в магазины комиксов, на ночные выставки и выступления музыкальных групп, в которых играли его друзья. По большей части происходящее в этих местах ее смущало, но ей было интересно соприкоснуться с частью жизни, которая не подразумевала графиков и отчетов. В свою очередь она покупала Джонатану дорогие свитера вместо его толстовок и подарила ему бумажник, чтобы он сложил туда свои кредитки.
– Но я всегда носил их в кармане.
Джули вздохнула.
– Поэтому ты их и теряешь. Просто попробуй, – сказала она, протягивая ему мягкий светло-зеленый бумажник из свиной кожи.
А поскольку ему нравились красивые вещи, он стал его носить и складывать туда кредитные карточки, которые теперь никуда не терялись. И наличность, если она была. Ему нравился этот бумажник, потому что он напоминал ему о ней.
По мере приближения выпускного они стали обсуждать, что делать дальше. Джонатан так и не смог прижиться на Среднем Западе и хотел вернуться на восток, но Джули не была уверена, что хочет последовать за ним. Поэтому она осталась, а Джонатан переехал в Нью-Йорк и начал работать в «Комрейд Маркетинг».
Ему давно хотелось начать работать – работа давала ощущение смысла, участия в общем деле. Правда, он не ожидал, что офисная жизнь окажется столь тривиальной, а ежедневная рутина – настолько отупляющей. Такую цену приходилось платить за деньги. Но коллектив был хороший, Макс работал за соседним столом и, несмотря на начинающую просачиваться мысль, что работа – это лишь заполнение времени от рождения до смерти, в целом он был горд тем, что смог стать частью огромного механизма под названием «капитализм». И также он был рад, что после многолетнего писания курсовых и сдачи экзаменов он способен делать что-то, за что платят деньги.
Однажды вечером Джули позвонила ему и сообщила отличную новость. «Меня переводят в Нью-Йорк! – сказала она. – Ты ведь рад?!»
Конечно, он был рад, а кто бы не был? Он очень хотел ее увидеть. Но понравится ли ей его квартира? Их квартира? А что будет с собаками? Она знала об их существовании, но предпочитала о них не говорить.
Разговор строился примерно так:
– А сколько они у нас будут жить?
– Максимум полгода. Они тебе понравятся, они хорошие.
После чего она меняла тему.
В глубине души он переживал, что Джули не поймет, в чем радость жизни с собаками, будет воспринимать их только как развлечение и нагрузку на их бюджет и жизненное пространство. Он боялся, что Джули захочет ходить туда, куда с собаками ходить нельзя, и Джонатану придется оставлять их одних и днем, когда он на работе, и вечером, когда они с Джули будут куда-то ходить.
Он даже сделал попытку созвониться с ней по скайпу, когда собаки сидели рядом с ним, чтобы они познакомились друг с другом, но в итоге все сидели с кислыми минами.
С братом он своими волнениями не делился. Тот был уверен, что отношения между собаками и людьми должны представлять собой ничем не осложненный танец взаимной любви – ты любишь собак, ты всюду берешь их с собой, и ты расстаешься с девушкой, если она не любит их так же сильно, как ты.
– Если куда-то с собаками не пускают, значит, тебе туда не надо, – говорил он Джонатану.
Джонатан при этом перебирал в голове все эти точки: кинотеатры, рестораны, клубы, концерты, бары, магазины, работу, самолеты, Дубай, – и это была лишь верхушка айсберга мест, куда ему хотелось бы попасть.
4
Примкнув к числу собаковладельцев, Джонатан открыл для себя абсолютно новую часть общества. Подобно велосипедистам и любителям комиксов, собачники в большинстве своем были фанатиками. И вели себя они так, словно знали о его собаках гораздо больше него.
– Вот это спрингер! Рабочая?
Джонатан не знал, как на это отвечать.
– Ммм… – мычал он, оглядываясь по сторонам в надежде, что ответ материализуется рядом с ним в белом облачке, как в комиксах. – Я не в курсе. Это собаки моего брата.
Реакцией на это обычно был неодобрительный взгляд, и дальнейшие реплики адресовались уже не ему:
– Ты же прирожденная охотница, да, моя девочка?
И Сисси смотрела на своего нового друга с такой любовью и преданностью, будто они вдвоем сейчас, одетые в дорогую английскую экипировку, на лугах вспугивали куропаток, а Джонатана словно и вовсе не существовало.
– Красивая собака, – говорили они о Данте и тут же хмурились, – но не для Манхэттена.
Как будто присутствие собаки давало им право выражать свое мнение.
– Да нет, он доволен жизнью, – научился отвечать Джонатан с важной небрежностью, – это городская колли.
Сначала он произносил эту фразу достаточно робко, но со временем понял, что она звучит убедительно. Он живо представлял себе ход мыслей его оппонентов: «Городская колли? Разве она существует?» А потом они пожимали плечами и думали: «Ну да, а почему нет?» Хотя городской колли в природе не существовало. На самом деле даже Джонатан понимал, что бордер-колли в общем (и Данте в частности) совершенно не похожи на существ, в чем-либо уступающих людям в развитии. На самом деле, Данте очень подошло бы управлять небольшим банком.
На собачьей площадке на площади Томпкинс-сквер вместо травы был песок и бетон. Спрашивается, кому захочется делать свои дела не под большим высоким деревом с толстым стволом и шершавой корой, не на мягком ковре из полусгнивших листьев, а в песок? Да, в Нью-Йорке собаки, по крайней мере, имели возможность общаться со своими собратьями, но при этом кому понравится ходить в туалет на бетон под наблюдением доброй половины жителей Нижнего Ист-сайда? Джонатан представил, как он поднимает хвост и присаживается в укромном уголке в густом лесу, вдыхая сложносочиненный аромат сосен и грибов. Как же прекрасен этот запах по сравнению с миксом из выхлопных газов и парфюма Calvin Klein.
Все чаще и чаще он мечтал о жизни на земле. Забывая о том, что он не собака, он грезил о маленьком кусочке собственной хорошо унавоженной земли, покрытой колокольчиками, наперстянками, лютиками и мхом. Он хотел кататься по этой земле, тереться всем своим телом о ее сырую поверхность, стирая запах мыла и человека о темную мантию лесной зелени.
У его собак было кабельное ТВ, органические кости и дорогие кожаные поводки. У них было все, что только можно было найти в Нью-Йорке в плане еды и крыши над головой, но он не знал, чего им хочется на самом деле. Вдруг они чувствуют себя нереализованными и подавленными? Собак понять очень трудно, особенно если ты недостаточно хорошо их знаешь. Вдруг им нужна помощь специалиста?
И он позвонил Максу. Макс точно знает.
– Привет, Макс.
– Привет, дружище. Я тут с Алегрой.
Макс всегда был не один.
– Прости. Случайно не знаешь хорошего ветеринара?
– У тебя собаки заболели?
