Стрелки и в самом деле были переведены четко: арена классовой битвы плавно перемещалась вслед за отступающей администрацией. Администрация целила в лифт, однако он оказался набит под завязку. Пришлось ретироваться пешим порядком, по лестнице. Восставшие массы ринулись следом.
— Не побили б сердешного, — озабоченно сказал Олег, вслушиваясь в отдаляющуюся канонаду.
— А следовало бы! — сердито бросил подошедший Грушин. — Был момент, я думал, меня самого побьют. Там бабуля одна так и трясла мокрой щеткой, буквально ейной мордой мне в харю тыкала!
— Она еще утром лютовала, — вспомнила Женя. — Меня обрызгала, еще какого-то…
Умолкла. Странно ей вдруг сделалось, так странно… опять то же ощущение вещего холодка — и опять совершенно непонятно, как истолковать предчувствие.
Грушин и Олег, мгновенно переглянувшись, враз шагнули к ней, но не успели ничего спросить: рядом раздался веселый голос:
— Закурить не найдется, Дмитрий Михалыч?
Грушин катнул по щекам желваки, исподлобья глянул на подошедшего вахтера:
— Ага, теперь Дмитрий Михалыч! Зажравшийся бизнесмен? Или другие выражения тоже повторить?
— Ну-ну, чего ты? — примирительно улыбался крепкий мужичок лет семидесяти, которого язык не поворачивался назвать старичком: такой он был крепкий, сухой, жилистый, так молодо сияли его яркие голубые глаза. — Я, что ли, тебя честил? Это вон бабье разошлось. А ты не злись на них. Коли зарплату не дают, куды бедному крестьянину податься?
— Ладно, — хмыкнул Грушин, — особенно тебе, дядя Ваня, податься ну совершенно некуда! Как на Средной рынок ни придешь, твоя Антонина Петровна то с викторией, то с малиной, то с огурцами-помидорами, то с картошкой. И вечно к ней очередь!
— Обаятельная женщина, — кивнул вахтер. — За то и ценю. Натуральное хозяйство развели, куда ж денешься. Опять думаю кролей развести. Раньше-то мы держали — элитных пород, повышенной мясистости! Это я еще когда здесь гипом
[6] был. У меня дальневосточники командировочные даже молодняк покупали, отвозили в Тынду. Но кроли — это дело хлопотное, не приведи господь. Миксоматоз, как чума египетская, выкашивает…
— В Тынду?! — присвистнул Олег. — Каким боком? Разве «Дорпроект» работал на Дальнем Востоке? Своих проектировщиков не нашли, что ли?
— У нашего бывшего директора сын был начальником стройучастка в Чаре — ну как не порадеть родному человечку? Ребятки у нас тут табуном толклись, скольких девок с собой поувозили в таежные красоты. Хоть бы вашу Эмму взять. Правда, она вернулась.
Вот оно! Жене почудилось, будто что-то мелькнуло перед глазами. Ясный, почти слепящий свет… Теперь не упустить!
Она не знала, не понимала, что случилось. И если бы ее сейчас кто-то попросил облечь внезапное озарение словами, не нашла бы таких слов.
— Ну а что Эмма? — спросила спокойно (до боли стиснув руки в карманах плаща, чтобы унять нетерпеливую дрожь). — Она, конечно, еще переживает, но…
— Переживает! — сердито фыркнул дядя Ваня. — Запереживаешь тут! Думала бабочка — все успокоилось, стала себе новую жизнь кое-как склеивать, — невинный, ясно-голубой взор метнулся к Грушину, — а тут он опять нагрянул, как тот снег на голову! Вроде вылечился, уверяет, но я как глянул на него, сразу понял: черта с два. Каким он был, таким он и остался. От этого не вылечиваются…
— Так вы его и раньше знали? — наугад вела свою партию Женя, молясь в душе, чтоб Грушин не влез в разговор, не брякнул: «О чем речь?»
Она не знала, о чем речь! Пока не знала, но, может быть, вот-вот…
Краем глаза Женя уловила напористое движение Грушина, все-таки решившегося вмешаться, но Олег нажал ему на плечо, и тот не сказал ни слова.
— Знал, еще бы не знать! — задумчиво ответил дядя Ваня. — Я их и познакомил. Помню, бежит Эммочка с работы, а мы с ним на крыльце покуриваем. Когда же это было, дай бог памяти? В восемьдесят пятом, точно. Да… бежит, стало быть, Эммочка. «До свиданья, Иван Иваныч», — говорит. Я ее спрашиваю: «Ты с кем прощаешься, с ним или со мной? Он ведь тоже Иван Иваныч!» А сам смотрю — она так и стрижет глазом! Ванюшка правым боком стоял — девки в штабеля складывались, сто раз видел. Повернется — тут, конечно, совсем иное впечатление. А если в первый раз увидишь его слева, то в другой раз подумаешь, подходить ли. У Эммы, вижу, глазки засверкали… Я и говорю — исключительно для поддержания разговора: «Эмма, ты только погляди, какие бывают в жизни совпадения. Впервые встречаю своего полного тезку и вдобавок однофамильца. Это же надо, чтоб не только Иван Иваныч, но и Охотников! В точности как я!»
— Оп-па! — возбужденно выдохнул Олег, и дядя Ваня уставился на него:
— Не веришь? Ей-богу! Мы еще посмеялись: мол, наши предки наверняка были большие гуляки и охотники, так сказать, до прекрасного полу. Я нарочно в словаре смотрел: слово «охота» в старину вовсе не промысел означало, а, извините, барышня, плотское желание. Тех же, кто по лесам шастал с ружьецом или другим снаряжением, называли ловчими, стрельцами, лучниками.
— Вот я, к примеру, Стрельников, — сообщил Олег, косясь на Женю.
— Да, кто не знает, мог бы сказать, что мы тоже некоторым образом однофамильцы, — кивнул дядя Ваня. — Зато с Ванюшкой, говорю, было полное совпадение!
Женя постепенно приходила в себя. Как Олег почувствовал, что ей необходимо время собраться с мыслями? Хоть она и ждала чего-то в этом роде, однако открытие все равно грянуло как гром с ясного неба. А может быть, Олег обо всем догадался еще раньше? Но каким же образом?
Ладно, все это потом, после, сейчас важнее другое…
— Он что, пил, этот Иван? — спросила опять наугад, опять не зная, в ту ли сторону идет.
— А кто бы на его месте не пил? — рассердился дядя Ваня, но тотчас снизил голос: — И вроде бы даже кололся… Были у него какие-то старые знакомства здесь, в областной, он раз проговорился. Конечно, хорошо, что парень с того света вернулся, да ведь изуродовало-то как! Вот и завивал горе веревочкой.
Тут, похоже, что-то начало доходить и до Грушина: он замычал, слепо двинулся вперед — и опять Олег незаметно придержал эмоционального шефа.
— Но пластическая операция… — заикнулась Женя.
— Говорил, не берутся врачи, — покачал головой дядя Ваня. — Там же не просто кожу порвало или мышцы разворотило — ему всю левую половину лица внутрь, в голову вдавило. Вроде бы он говорил, череп надо вскрывать, кости заново перекладывать. Они вдобавок сдавливали мозг, от этого и… — Вахтер обреченно махнул рукой: — От этого все Ванькины психи и пошли. Может, за границей и научились делать такие фокусы-то, но где на это деньжищ набраться? Правда, последнее время Ванька работает в какой-то меховой артели, сам приоделся, Эмме коечто привозит. Может, и накопит на операцию. Тут не рожа главное, ему не в кино сниматься. Главное, чтоб боли его не мучили, от них мужик натурально с ума сходит. Сделал бы операцию — глядишь, и наладилось бы у него с Эммой. Он как вернулся в июле, баба сама не своя ходит…
