Дверь на кухню была плотно прикрыта, там-то и бубнили мужские голоса. Женя в полном недоумении прокралась под душ, потом обратно. Интересно, какая сегодня боевая обстановка, как одеваться? Хорошо бы универсальные джинсы, однако они за последние сутки пришли в совершенно безобразное состояние. Кроссовки тоже, но их можно быстро отмыть, что и было сделано. Джинсы сунула на дно сумки, надела маечку и легкие вельветовые брюки: и красиво, и опять можно галопировать по тайге… Господи помилуй!
Тут из кухни выглянул Олег:
— Привет! О, уже готова к труду и обороне? У тебя батюшка, часом, не военный был?
— А что? — осторожно спросила Женя, подозрительно косясь на Сашу Лю, который сидел за кухонным столом, прихлебывая кофеек и сильно откусывая от чего-то большого и пышного вроде сдобной булки.
О, так они, выходит, не все съели нынче ночью? Оставалась какая-то заначка?
— Больно быстро собираешься, — сказал Олег. — Такая выучка обычно в офицерских семьях: готовность номер один. Или, может, у тебя не отец, а…
— Не была, не состояла, не участвовала, — сухо ответила Женя. — У нас гости, я вижу?
Тотчас вспыхнула, прикусила язык. Черт знает, как сорвалось это «у нас»! И черт его знает, почему вдруг подползли, опутали все былые комплексы, вроде бы напрочь изгнанные, как бесы…
— Пошли кофе пить, — как ни в чем не бывало сказал Олег. — Сашка там кучу всякой еды приволок.
Сыр, масло, свежайшие булочки, кофе… У Жени разбежались глаза, комплексы тоже.
— Вы машину-то забрали? — спросила наконец, когда смогла говорить.
Все это время мужчины поглядывали на нее с великолепной снисходительностью, словно сами не выпили чашки по три кофе, не съели бутербродов по шесть или семь. А Олег вообще пил кофе с молоком! Ну что ж, не она одна проголодалась.
— А то! — кивнул Саша. — Рано-рано поутру ваш знакомый сторож едва глаза продрал. Ох, и материл же он меня! Ну а про вас и говорить нечего. Потом мы с ним почти сдружились на почве общей беды, причиненной одной и той же бандой угонщиков машин. Просил сообщить немедля, если что-нибудь узнаю про его «уазик».
«Значит, Андрюхин еще не подозревает, что произошло на шоссе», — поняла Женя.
Олег кивнул, словно прочитав ее мысли:
— К тому времени до него еще не долетела молва. А вот к этому — очень может быть. И единственное средство для Андрюхина отмазаться от этой грязи — как можно скорее замазать нас: подать заявление об угоне.
— Может, он и заявил уже, — кивнул Саша. — Мужик швыдкий!
— Тут вот какие новости, — глянул с улыбкой Олег. — Наша подружка в органах Катя сообщает, что никто в ГИБДД знать не знает никакого Сидорова. Нет у них человека с такой фамилией, ни прапора, ни генерала. А пост на том повороте вообще снят три месяца назад, одна будочка осталась. И сие означает, что мы с тобой натолкнулись на вольных стрелков, одиноких волков, а вернее — шакалов. И прибамбасы на «Королле» были отнюдь не казенные, а значит, совсем не обязательно было ее кидать посреди улицы. Эх, знал бы, сразу загнал в свой гараж, еще бы не раз пригодилась для гонок по ночному городу! Сплоховал я тут. Во всем и всегда нужно идти до конца, и неуважение к закону — не исключение.
— А вдруг она там стоит еще, около стадиона? — с надеждой спросила Женя. — Вдруг еще не поздно?
— Где! — махнул рукой Олег. — Уже бегал, глядел. При мне ее и отбуксировали. А знаешь, что самое смешное? Тянул ее серый омоновский фургон, а рядом суетился этакий худенький Павка Корчагин. И что-то в его облике показалось мне до боли родным и знакомым…
— Думаешь, тот самый полуночный ковбой? — невольно улыбнулась Женя.
— Уверен. Ай, молодец, мальчик… Нет на него угомону! Глядишь, и к нам с тобой подберется. Дай ему Бог здоровья и долгих лет жизни, на пулю не нарваться, нюх не потерять, не скурвиться и генералом в отставку выйти! — пожелал вдруг Олег с такой обезоруживающей искренностью, что даже Саша Лю спрятал ухмылку, и только узкие глаза его вовсе потонули в тяжелых веках.
— А про Андрюхина выяснили что-нибудь? — спросила Женя.
— Какой он Андрюхин? Ворон, а не мельник! Десятник его фамилия, Десятник Семен Семенович, бывший… нет, не зэк, как можно было предполагать, а совершенно даже наоборот, вертухай
[4], списанный вчистую по болезни: якобы чахоточный. Знаем мы этих чахоточных, еще твой земляк Сергей Васильевич Максимов описывал в «Каторге и ссылке», как все это делается. А знаешь, кто рекомендовал его на теплое и уютное местечко в Маньчжурку? Кирилл Петрович Корнюшин, наш знакомец! И если вспомнить известную тебе бирочку… Ладно, — прервал Олег сам себя, — если я заведусь описывать ход своих мыслей, то буду делать это как Пуаро: долго, цветисто и занудно. А через полчаса начинается регистрация на рейс Хабаровск — Москва.
Женя почувствовала, что у нее похолодели щеки.
Так вот оно что… Нет, не может быть, чтобы уже сейчас, чтобы вот так сразу!..
Саша Лю глянул на нее исподтишка — и вдруг резко встал, пошел к выходу.
— Ну ладно, ребята, я в машине подожду. Только давайте побыстрее, чтоб не в обрез, а то угодим на Гаражной в пробку — и все, хана, сейчас время самое пробочное…
Повозился с чем-то в прихожей и вышел, хлопнув дверью.
— С чего это — так вдруг? — выговорила наконец Женя и даже сама удивилась спокойствию своего голоса.
— Грушин звонил сто раз, — Олег суетливо убирал со стола. — Я ему поведал обо всех наших приключениях. И так, похоже, поседел мужик за эти сутки, а тут и вовсе волосики начали опадать, как листья дуба с того ясеня. Криком кричит, чтоб ты возвращалась немедленно.
— А как же Корнюшин?…
— А что Корнюшин? — Олег пожал плечами. — Он жив-здоров. Братья по разуму нашли-таки его в «Танатос», отвезли в больницу, на Серышева, 36. А, ты ведь не знаешь! В Хабаровске сказать: на Серышева, 36, — все равно, что у вас в Нижнем Новгороде — на Ульянова или на улицу Июльских дней, а в Москве — на Канатчикову дачу. Пациент скорее жив, чем мертв, только от шока отойдет еще не скоро. Но главное, туда к нему только группа «Альфа» прорвется, да ведь ее, говорят, распустили. То есть Корнюшин сейчас в полнейшей безопасности. И вообще, если судить по случаю с Климовым, эта бомба дважды в одну воронку не бьет. Главное, соблюден ритуал: похороны заживо. Ведь задержись мы минут на двадцать — похороны и впрямь состоялись бы!
— То есть Грушин считает, что мне здесь больше делать нечего? — с ломким спокойствием спросила Женя.
— Вроде так.
— И отдал распоряжение возвращаться?
— Скажем, настоятельно просил. Впрочем, можешь сама ему позвонить. Он, собственно, даже просил, чтобы ты позвонила. Бедолага за вчерашний день обшмонал по телефону все хабаровские гостиницы, ни в одной тебя, естественно, не нашел, ну и вообразил черт-те что. Я ему все путем объяснил: мол, вернулись из рейда под утро, чуть живые, о каких гостиницах могла идти речь?
