— Могу ли я чем-нибудь перекусить? — спросил он у хозяина, который, казалось, не замечал его присутствия.
Не говоря ни слова, тот отрезал увесистый ломоть хлеба, зачерпнул большой кружкой пива в бочке, стоявшей рядом со стойкой, поставил все это на стол и снова взялся за метлу.
— Скудновато! — пожаловался Оливье.
Ломота, явно не склонный к беседам, понимающе кивнул, отрезал еще один ломоть, добавил к нему луковицу, кусок сыра, еще одну пинту пива, поставил завтрак перед клиентом и выразительно протянул руку ладонью вверх. Оливье заплатил положенное и после короткой молитвы сосредоточенно принялся за еду. Он ел не спеша. Храм научился этому у Востока, а Оливье научился этому у Храма, — есть не торопясь из уважения к ниспосланной Богом пище, которую следует вкушать в молчании. Ему нечего было опасаться хозяина, который продолжал уборку, больше не обращая внимания на гостя. Но, подбирая последние крошки, он вдруг осознал, что Монту все еще не вернулся, а день уже занялся. Решение было принято.
— Я не могу дольше ждать его, — сказал он Ломоте. — Я должен идти, а ты передашь ему от меня «до свидания». Скажи ему также, что если я буду ему нужен, он знает, где меня найти. Я буду там до конца года, — уточнил он, для пущей убедительности добавив монетку к своим словам.
Толстяк кивнул, прикоснулся рукой к своему колпаку и соизволил проговорить:
— Ты тоже можешь приходить сюда, когда пожелаешь. Даже без него.
— Спасибо!
Направляясь к Малому мосту, чтобы перебраться на левый берег, Оливье пытался понять, что побудило его минуту назад сказать, что он останется в Корбее до конца года, в то время как еще вчера вечером, получив подтверждение, что король не приедет в Фонтенбло, он был намерен продолжать свой путь в Валькроз. Это случилось неожиданно, и, если разобраться, на самом деле он очень хотел остаться с Матье и Реми до тех пор, пока, свершись предсказание или нет, — а в глубине души он был уверен, что да, свершится! — роковой год не закончится. Тогда семья его друзей сможет воссоединиться и отправиться создавать другие соборы в других краях. В этот момент его осенило, что «другие края» могут оказаться и средиземноморскими, но он гневно прогнал эту мысль. Разве не предстояло ему искупить серьезное нарушение кодекса чести, которое он только что совершил? Так или иначе, каким бы ни было наказание, которое наложит на него духовник, в любом случае присутствие восхитительной молодой девушки исключается.
Войдя на следующий день в Корбей, — зная, что ночью ворота закрываются, он переночевал в гостеприимном монастыре в одном лье от города, —'он все еще чувствовал себя счастливым от той доброй новости, что нес Реми, но это блаженное состояние души рассеялось, когда он подошел к стройке. Вместо того чтобы быть на лесах, рабочие толковали о чем-то, окружив Ковена и Реми. Тот, заметив Оливье, направился к нему. Он был бледен, явно встревожен, и для этого были веские основания: Матье исчез.
— Как это исчез? — с удивлением спросил Оливье.
— Он ушел со стройки вчера днем, чтобы вернуться к себе. Когда же я пришел туда, его не было на месте, хотя никто не видел, как он уходил. Не представляя себе, куда он мог податься, я прождал всю ночь, но он так и не появился.
— Вы осмотрели дом? Может быть, он оставил записку, хотя бы несколько строк?
— Я ничего не нашел, но я слишком волновался. Я, конечно, плохо искал.
— Пойдемте, посмотрим!
Смотреть было нечего. В домике на берегу реки царил полный порядок. Ничто не указывало на поспешное бегство или неожиданное нападение. Реми, к тому же, сразу заметил бы это. Продолжая, тем не менее, искать, молодой человек заметил, что в сундуке отца не хватает кое-какой одежды. Кроме того, запас денег, которые он хранил здесь, уменьшился наполовину.
— Может быть, он отправился в путешествие? — предположил Реми, сам не веря своим словам. — Но зачем? И почему он мне об этом не сказал?
— Чтобы вы ему не помешали! А может быть... нет, это невозможно! Как он мог узнать...
— Что?
— Что король не приедет в Фонтенбло этой осенью, потому что он находится в Пон-Сен-Максансе, на Уазе. Я узнал это в Париже и поспешил сюда, чтобы сообщить об этом вам, но ни в коем случае не ему. Это помешало бы ему совершить тот безумный поступок, который он задумал. Оставалось только ждать, пока истечет срок...
— Вы уверены в этом?
— Да. В Париже все об этом знают. Должно быть, мэтр Матье встретил кого-нибудь оттуда, кто его и просветил. Мы находимся совсем рядом с Парижем, и лодки, которые снабжают город...
Вдруг Оливье замолчал. Причина отсутствия Матье стала очевидна. Шаланды, которые почти каждый день спускались по Сене, затем возвращались обратно с помощью мощных лошадей, которые тащили их вверх по реке. Как же он не догадался, что секрет, который он принес, всем давным-давно известен? Достаточно было мастеру зодчих поговорить с одним из этих людей, чтобы узнать об изменившихся планах короля...
— Какой же я дурак! — в ярости воскликнул Оливье и повернулся к другу. — Не знаете ли вы, не спускался ли он вчера утром в порт и не разговаривал ли с кем?
— Не знаю, но это можно выяснить...
Они направились к пристани и, разделившись, стали расспрашивать людей. Матье с его ростом, почти неподвижной рукой и седой львиной гривой был хорошо известен всем. Но никто из опрошенных его не видел, и ни один корабль не спускался по реке ни вечером, ни утром.
Хоть бейся головой об стену, ничего не получалось!
Вечером, закрывшись в доме, они с Ковеном стали держать совет. Помощнику мастера были известны цареубийственные намерения Матье. Он не одобрял их, но был готов рискнуть, чтобы помочь мэтру.
— Если Оливье прав и мэтр покинул город, — сказал он, — один из нас должен пойти в столицу и разузнать, что да как. Даже если никто этого не заметил, мэтр Матье должен был встретить какого-нибудь болтуна.
При этом он смотрел на Куртене, ясно давая понять, что эту задачу должен решить тамплиер. Сам он не мог отлучиться со стройки, за которую отвечал в отсутствие главного мастера. Важная обязанность, учитывая мнение каноников, которые наняли на работу человека, разыскиваемого властями. Нельзя было отвечать им неблагодарностью, бросив работу, за которую они щедро платили даже сверх положенного.
Реми тоже понял взгляд помощника мастера. Он произнес:
— Это должен сделать я! Оливье не может еще раз пойти в Париж. Не ждите объяснений, Ковен!
Оливье же думал иначе. Что-то беспокоило его, и он произнес:
— Все это не похоже на мэтра Матье. Если он отправился так далеко, совершенно изменив планы, он не сделал бы этого молча, тайком, оставив здесь всех в затруднительном положении. К тому же, он знал, как будет беспокоиться Реми. Кроме того, даже если он стал другим человеком, с тех пор как вбил себе в голову то, что называет своей «миссией», тем не менее он сохранил в себе чувство долга и достаточно порядочности, чтобы не желать прослыть вором в глазах капитула приходской церкви...
