Бертрада последовала за мадам де Курсель, более ей не возражая, и они вошли в маленькую комнату, заставленную сундуками и шкафами, где будущая королева Франции хранила свои наряды. Ювелирные украшения хранились в громадном сундуке, обитом железом и с прочнейшими замками, который стоял в спальне Маргариты. Крышка его была широко распахнута: в сундуке лежало множество кошелей всех размеров, цветов и с самыми разнообразными вышивками, но того, о котором шла речь, среди них не было.
Од, которая принесла только что наглаженные рубашки, подтвердила, что она тоже видела кошель в день, обозначенный ее теткой. Но, по своей робкой и наивной манере, она ничего дурного не заподозрила.
— А не лучше ли спросить саму мадам Маргариту? — предложила она. — Возможно, она почему-то его взяла, а потом положила в другое место?
— Вы правы, малышка! Давайте отнесем вместе то платье, что просила мадам. И спросим у нее о кошеле.
Несмотря на довольно поздний час, Маргарита все еще лежала в постели, но огонь, полыхавший в большом камине, распространял столь сладостное тепло, что молодая женщина размотала свой кокон из шелковых простыней и мехов, отдыхая на покрывале обнаженной. В это время служанки готовили ей ванну. Маргарите всегда нравилось показывать свое великолепное тело, дарованное ей природой, и женщины из ее окружения, привыкнув к подобному зрелищу, не обращали на это ни малейшего внимания.
Казалось, она пребывала в дурном настроении и резко оборвала свою придворную даму, когда та заговорила о пропавшем кошеле:
— С чего это вам вздумалось предлагать мне этот кошель к новому платью, ведь вы прекрасно знаете, что я его не люблю!
— Но это же прекрасная вещица, мадам, и я надеялась, что королева сменила гнев на милость...
— С чего бы это? Довольно и того, что подарок этот прибыл из Лондона! Словом, не важно, незачем его искать! Я от него избавилась!
— Избавились! А если мадам Изабелла навестит нас в ближайшем времени...
Маргарита села на постели и, пристально глядя па придворную даму своими черными глазами, отчеканила:
— Ну и что? По праздникам родственники часто обмениваются подарками. Неужели моя золовка потребует у меня кошель... такую, в сущности, безделицу! Я не буду надевать ничего к нему подходящее. И новое платье тоже! А теперь я хочу принять ванну!
Три женщины молча удалились, а служанки занялись своей госпожой. Спальня заполнилась легким паром, пахнувшим восточным жасмином — любимым ароматом Маргариты. Все трое отправились по своим делам, не обменявшись ни единым словом. Од — потому, что для нее это было пустячное дело. Мадам де Курсель — потому, что давно привыкла к капризам молодой королевы. И Бертрада — потому, что вновь ощутила свои прежние страхи, которые были близки к ужасу. Ее терзала одна мысль: ради кого Маргарита «избавилась» от кошеля, расшитого карбункулами? Он был действительно великоват для женщины, и это означало, что его вполне могли передарить мужчине. Эта мысль сразу же пришла в голову Бертраде. Который же из братьев д'Ольнэ украсит себя вскоре этим королевским подарком, которым, к счастью, сама Маргарита ни разу не пользовалась...
Все эти размышления привели к тому, что Бертрада решила, что ей надо срочно повидаться с сестрой. Чтобы уехать без лишних кривотолков, она затеяла небольшую комедию с ногой — которая почти выздоровела! — стала со вздохами и стонами ее растирать, уверяя, что желает съездить в Монтрей, где рядом с сестрой живет отменный костоправ, про которого рассказывают разные чудеса: он поставит ее на ноги в мгновение ока. Поскольку означенный костоправ существовал только в ее воображении, она не забыла предупредить о своей маленькой хитрости Од:
— Мне очень нужно повидаться с твоей матерью! Я должна обсудить с ней одно важное дело... Так что не удивляйся!
И вот, приготовив небольшой узелок, — ведь уже завтра вернется! — она проковыляла на конюшню, где главный конюх охотно запряг для нее Эглантину, ее любимого мула.
— Вам повезло, что вы уезжаете, — со вздохом сказал он. — Как видите, конюшня полна. Монсеньор Людовик только что вернулся и сразу слег. Пришлось ему принимать лекарство, а это его всегда злит. Теперь брани и тумаков не оберешься!
— С мадам Маргаритой дело обстоит не лучше! Она плохо спала. Уж они найдут способ разругаться. И слугам достанется от обоих! А если бы монсеньор Людовик чаще проводил время в своем доме, а не во дворце, у него, может быть, наладились бы отношения с женой!
— Во дворце или в другом месте, — сказал, подмигивая, толстяк Дени. — Вроде бы он пристрастился к услугам гулящих девок, к которым его водит монсеньор д'Артуа. Разве это не дурость, когда имеешь такую красивую жену?
— Он ее не любит, вот и все. Но и она его не любит, поэтому на деток им сильно тратиться не придется! И так удивительно, что они смогли смастерить крошку Жанну!
Дени понизил голос до шепота:
— Тише! Не так громко! Вы не первая этому удивляетесь: они оба темноволосые, а малышка светленькая.
— Ну, это случается! Король у нас блондин, и принц Карл тоже, а принцы Людовик и Филипп — темноволосые... Ну, ладно, хватит болтать! Пора мне в дорогу. Большое спасибо, мэтр Дени!
Вместо ответа он хлопнул по крупу мула, который двинулся вперед резвой рысью. Направляясь к Малому мосту, чтобы пересечь по нему Сите и перебраться через Большой мост на правый берег Сены, Бертрада перебирала в памяти все услышанное, что, в сущности, лило воду на ее мельницу. Ни для кого не было секретом — может быть, только для короля! — что в Наваррском семействе дела идут не важно, даже если предположить, что они когда-либо шли хорошо. И если прислуга Нельского дворца уже поговаривает о законном происхождении маленькой Жанны, то что же будет, когда станет известно, что у Маргариты есть любовник? Дени был славным человеком, которого она давно знала: с ней он говорил охотно, но был не из тех, кто сплетничает по углам. И если уж ему в голову приходят подобные вопросы, то дело совсем плохо!
И, продолжая свой путь по шумному грязному городу, Бертрада стала гадать, сколько времени один из братьев д'Ольнэ подменяет Людовика в постели Маргариты, ведь оба брата, как на грех, были светловолосыми...
Она была так погружена в раздумья, что не замечала оживления, царившего в Сите, хотя обратила внимание на то, что рядом с собором Парижской Богоматери, прямо перед порталом, плотники возводили трибуну. Впрочем, возможно, просто шла подготовка к какой-то церемонии, а они часто происходили рядом с собором.
На какое-то мгновение ей захотелось пойти посмотреть, работают ли там муж сестры и племянник. Матье мог трудиться над сводами, укреплявшими здание, а Реми — на отделке большого амвона. Но она вовремя одернула себя — нельзя было тратить время попусту. Если ей немного повезет, она не застанет мужчин дома, а именно это ей и было нужно.
Добравшись до дома сестры, она увидела, что не только хозяин отсутствует, но и хозяйка также. Не было и служанки. Только старая Матильда, как всегда, сидела у очага, где горели ароматные сосновые поленья. Но руки ее бессильно лежали на шитье, разложенном на коленях. Она развалилась на стуле, откинув голову на спинку, и по ее морщинистому лицу стекали слезы. В доме царила полная тишина, только кошка, спавшая возле огня на полу, тихонько мурлыкала. Сразу же встревожившись, Бертрада устремилась к старухе:— Добрая матушка, что происходит? Где Жулиана и Марго?
