Шуш – это еще и место, где берет начало Вали-Аср; просто поразительно, как такая великолепная улица может зарождаться в таком жалком окружении. Главный вокзал Тегерана выходит на площадь Рах-Ахан, которую пересекает Шуш и от которой на север ответвляется Вали-Аср, устремляясь прочь от нищеты и разрухи, тянущихся насколько хватает глаз. Шуш находится так близко от сердца Тегерана и одновременно на самой дальней границе общества. Пусть Шуш и располагается с другого края Вали-Аср, но для большинства этот район как бы не существует.
Асгар с Пари переехали в квартал, где кирпичные дома зияли провалами и дырами; гнилые полости заполняли груды мусора и обломков. Расползающиеся сетью переулки были похожи на ручейки; по некоторым из них с трудом проходили два человека плечом к плечу. Грязные дети с всклокоченными волосами играли на улицах рядом с усталыми проститутками, примостившимися на потрескавшемся асфальте.
Тут не было никаких плакатов или рекламы. Вместо них стены были испещрены надписями и предупреждениями, именами мертвых и рисунками. На боковой стене дома Асгара и Пари кто-то вывел синей краской: «ДА БУДУТ ПРОКЛЯТЫ ВАШИ МАТЬ И ОТЕЦ, ЕСЛИ ВЫ ТОЛЬКО ПОДУМАЕТЕ БРОСИТЬ ТУТ МУСОР».
Под надписью скопилась целая куча вонючего мусора, растущая с каждым днем. На соседней стене вывели предупреждение тем, кто осмелится припарковать тут мотоцикл: «ПРОТКНЕМ ШИНЫ».
Воздух в районе пах наркотиками. Почти все обитатели курили опиум. Половина пристрастилась к героину, кристальному мету и крэку. В соседнем с Асгаром и Пари покосившемся доме ютилась семья цыган коли из пятнадцати человек. Босоногие дети продавали на улицах нарциссы весной и круглый год фаал-э Хафез – клочки бумаги, на которых были записаны предсказания со стихами великого поэта Хафиза Ширази. Однажды Пари из жалости купила такое предсказание. В Исламской республике у цыган нет документов и почти нет никаких прав; ни один из детей ни дня не проучился в школе. Они делили двор с натянутыми бельевыми веревками с тремя семьями нелегальных мигрантов из Афганистана. Одну семью депортировали обратно в афганскую деревню, несмотря на то что их дети-подростки родились в Иране и никогда не были в Афганистане. Через два месяца они вернулись, пробравшись по пустынным горным перевалам. По дороге их маленькая девочка умерла.
Пари устроилась уборщицей, не сказав об этом Асгару. Она понимала, что он не вынесет позора. Каждый день она прокладывала путь по переулкам мимо дворов с иглами и шприцами, мимо десятков автомастерских и свалок, на которых грязные бездомные выискивали что-нибудь ценное среди тысяч коробок передач, тормозов, автомобильных дверей, проводов, двигателей, шин, колесных дисков и металлических панелей. У Рах-Ахан Пари садилась на автобус, направлявшийся на север Вали-Аср, и по пути, глядя в окно, вспоминала прошлое. Не было на Вали-Аср такого уголка, которого она бы не знала; танцовщицей она часто приходила сюда, на самую шикарную улицу города, чтобы потратить деньги. Некоторые из старых ресторанов и кафе находились на прежнем месте: «Найеб», «Пардис», «Шаттер Аббас»; закусочные с халимом и аашем; «Йекта», где подавали лучший в городе холодный кофе.
Пока Пари работала, Асгар курил героин, иногда вместе с жившим по соседству строителем-афганцем. Они сидели молча, пока вокруг них играли дети. Единственные слова, которые произносил афганец, были: «Утопленник дождя не боится».
Асгар устроил племянника продавать фрукты на базаре, но дела шли плохо. Из-за кризиса цены на продукты возросли. Пари иногда находила заначки Асгара, но после того как она выбросила пакет с героином в унитаз, он решил хранить порошок в нижнем белье. Чтобы утешить ее, он сказал, что запишется на встречу «Анонимных наркоманов»; центры АН в последнее время открылись по всему городу. И только узнав, что Пари работает обычной колфат, уборщицей, он стал умолять простить его и пообещал, что их жизнь отныне изменится. «На этот раз точно», – добавил он.
Но единственным способом поправить положение было вернуться к привычному занятию – организовать подпольный игорный дом. На этот раз ставки были совсем другими. За азартные игры полагалось шесть месяцев заключения и до семидесяти четырех ударов кнутом. А если выяснится, что он организатор, то его ждало куда более суровое наказание.
Иранцы обожают азартные игры. По всему городу семьи играют в карты на деньги; в закоулках бедных районов мужчины делают ставки на кости и петушиные бои. Не всякая азартная игра запрещена в Исламской республике. Некоторые аятоллы заявили, что ставки на лошадей и стрельбу не противоречат шариату. К западу от Тегерана, в Наврузабаде, расположен ипподром, где посетители официально делают «предсказания», и даже на электронном табло пишется: «Сделайте предсказание и получите приз». «Предсказание» можно сделать и на сайте федерации.
Но настоящие азартные игроки посещают нелегальные казино. На севере города это шикарные заведения в высотных зданиях, куда приходят клиенты в костюмах с галстуками, где их обслуживают учтивые крупье и охраняют мускулистые охранники и где можно проиграть целое состояние.
Асгар нашел заброшенное здание к северу от улицы Насира Хосрова, идеальное для его замысла. Район не слишком отличался от того, каким он был во времена его молодости. Да, сейчас на улицах продают больше незаконных препаратов, но дороги по-прежнему дрожат от рева мотоциклов, не обращающих внимание на огни светофоров и знаки одностороннего движения; словно бесконечные вереницы рабочих муравьев, мотоциклы снуют мимо пешеходов, уличных торговцев, владельцев лавочек и стариков, играющих в нарды перед витринами.
Асгар горделиво выступал по улице в своей армейской куртке Пуффа, с бриллиантовым кольцом (с которым, как он поклялся, его должны похоронить) на мизинце и с золотой цепочкой с подвеской в виде его имени на шее. Он находился в хорошей форме для мужчины своего возраста; героин еще не испортил его внешний вид. Не хватало нескольких зубов, выбитых в потасовках, но голову до сих пор украшала густая и седая шевелюра. На шумной улице Асгар ощущал себя на своем законном месте, посреди суеты, даже если уже и не заправлял ею. Проходящий мимо смазливый торговец скользнул взглядом по беззубому мужчине и тут же отвернулся, чтобы обратиться к миловидным девушкам: «Взгляните на мои запасы, дамы, у меня лучший ассортимент в городе». Между лавками электроники и аптеками Асгар замечал остатки того Тегерана, в котором родился, остатки былой роскоши, проступавшие сквозь грязь и запустение. На бетонной тумбе сидел пожилой мужчина в фетровой шляпе, перед ним на самодельном столике, подпираемом банками промышленного клея, лежали десятки ножниц разных форм и размеров. Он сидел как раз на том же месте, когда впервые прибыл в Тегеран из своего родного города Хамедана в поисках лучшей доли.
– Привет, шеф! – крикнул он Асгару, как в прежние дни.
Асгар бросил ему купюру в две тысячи туманов. Продавец отверток обедал. Рядом с ним женщина средних лет кричала: «Мокрощелки сделаны из золота!» Асгар усмехнулся. Никто не обращал на нее внимания, но она кричала это все время, насколько он помнил.
Асгар прошел мимо Дворца Шамсо-ол Эмаре, про который говорили, что сто лет назад сюда свозили рабов из Эфиопии и Занзибара. Мужчин кастрировали и заставляли охранять гарем, а женщин тренировали быть осведомительницами и шпионить. Он шел мимо переходов, ведущих на базар, петлявших между улиц и нырявших под землю; шел мимо открытых дверей, за которыми виднелись миски с горячей похлебкой; шел мимо прилавков со сладостями, резиновыми галошами и ножами. Несущий на спине коробки мужчина в черно-белом клетчатом тюрбане остановился у магазина, где рекламировались лотерейные билеты с обещанием оплатить все расходы на поездку в Мекку. Когда он свернул в переулок, один парень крикнул проходившей мимо женщине: «Эй, красотка, дай мне пососать молоко из твоих сисек». Впервые за много лет Асгар ощутил себя живым.
