– Какого черта тут происходит?
Солдат побагровел от смущения.
– Извините, но вы должны помочь мне. Он так постоянно делает. Он говорит, что, прижимая меня к себе, он заботится о моем духовном развитии и передает мне энергию Бога через свое тело. Только это что-то не похоже на богоугодное дело. Я даже не знаю, как быть.
Язди пришел в ярость. Он ворвался внутрь и ясно высказал клирику все, что думает о его «духовности». Тот посоветовал ему успокоиться и сказал, что простолюдинам, далеким от Бога, трудно понять, как действует религия. Язди в гневе вышел и приказал своим подчиненным свернуть операцию. На дисциплинарном слушании, когда позорное разжалование казалось неминуемым, он предъявил свои обвинения клирику.
– Да, мы знаем. Известно также, что он трогал мальчиков. Послушайте, мы уважаем ваше негодование. Оно говорит о том, что вы высокоморальный человек. Но что мы можем поделать? Вы же знаете, какие у него связи. Это один из тех случаев, когда мы вынуждены отступить, – сказал ему следователь.
Обвинения с командира Язди были сняты, и ему объявили благодарность за безупречное поведение. Но он не собирался оставлять это дело и добрался до бригадного генерала. Генерал тоже недолюбливал клириков, и так получилось, что он был знакомым одного из самых влиятельных политиков страны. Клирика исключили из парламента, но вскоре он снова вернулся к общественной жизни. Командир Язди в отвращении подал в отставку и решил заняться воспитанием молодых басиджи в надежде внушить истинные ценности новому поколению.
Когда начались протесты по поводу выборов 2009 года, Муртаза все больше времени проводил с близнецами, которых считал образцом мужественного поведения. Мехран к тому времени оставил «Басидж». Он ушел, когда некоторые парни начали останавливать машины в районе и запугивать тех, кто слишком громко включал музыку.
– Не хочу быть говнюком, который портит жизнь людям, – сказал он, глядя на Муртазу.
В хусейнии им показывали видеозаписи протестующих. Государственное телевидение без устали порицало преступников, угрожавших безопасности страны. Мальчики выслушивали похвалы в адрес погибшего на своем посту басиджи Саане Жале, подстреленного демонстрантами. Телевидение показывало фотографию бородатого Жале с его товарищами-басиджи. Но Муртаза, как и все остальные в его классе, не знал, что Жале, скорее всего, убил правительственный снайпер. Друзья Жале заявили, что он даже не состоял в «Басидж» и что фотография, скорее всего, была обработана в «Фарсе», новостном агентстве, связанном со Стражами революции. На самом деле, как утверждали они, Жале был курдом-суннитом, студентом художественного учебного заведения, и власти использовали его гибель для своей пропаганды.
И все же мальчики горели жаждой мести за убийство своих собратьев, и им не терпелось приступить к решительным действиям. Но они были слишком неопытными, чтобы бросать их в бой. Старшие басиджи хвастались своими подвигами, показывая снятые на телефоны кадры избиений и массовых арестов. На вторую неделю протестов Муртаза с товарищами выехали на улицы на мотоциклах, которые им дал отец близнецов, Хаджи Ахмади. Служба безопасности не подпустила мальчишек к району столкновений, но испуганные лица прохожих при их появлении пробуждали в них гордость и чувство собственной значимости. Муртаза же ничего такого не испытывал. Его переполняла одна лишь печаль, отчего он еще сильнее сердился на себя. «Дурак, что с тобой не так?» – повторял он себе, порой даже вслух. Однажды Хадидже услышала его, но ничего не сказала, радуясь, что Муртаза борется с собственной слабостью.
Однажды ночью, через неделю после начала протестов, Муртаза услышал, как семья Мехрана кричит «Аллах Акбар», «Бог велик», с крыши своего дома. Это был крик протестующих, который использовался еще во время столкновений с шахом. Муртаза испугался за Мехрана и его родственников; он знал, что его отряд патрулирует улицы и прислушивается к крикам в ожидании, когда можно будет ворваться в чей-то дом. Муртаза не знал, что в дом Мехрана ворвался другой отряд, но командир, не согласный с насильственными действиями против демонстрантов, отослал своих подчиненных и позволил родным Мехрана тайком выйти. Также Муртаза не знал, что некоторые басиджи по всему городу отказывались избивать протестующих и подчиняться начальству.
После подавления протестов басиджи стали ненавидеть еще сильнее. Великий аятолла Монтазери, один из самых высокопоставленных шиитских клириков и один из лидеров исламской революции, публично осудил вмешательство «Басидж» в акции протеста. Монтазери отстранили от власти и посадили под домашний арест еще в конце 1980-х годов, когда он выступил против массовых убийств политических заключенных.
На футбольном матче несколько сотен сторонников протестов кричали в адрес группы басиджи: «кос-э нанат», что значит «половой орган твоей мамы».
Протесты изменили отношение мальчиков к «Басидж». Если раньше членство в организации воспринималось как своего рода хобби, то теперь это был вопрос жизни и смерти. Высокопоставленные командиры «Басидж» объясняли, как контролировать толпу, использовать оружие и подчиняться приказам стрелять.
Ночь поглотила верхушки деревьев на Вали-Аср. По обеим сторонам дороги сотни пыльных стволов растворились в окутавшей улицу темноте. Муртаза, Абдула, Маджид и близнецы Ахмади стояли на пересечении Вали-Аср с Парквеем, в сотне метров от «Поп-стерео», где продавались лучшие звуковые системы по несколько тысяч долларов США. По пути они прошли мимо телефонной будки, на которой кто-то нацарапал «Смерть диктатору!», и остановились, чтобы стереть надпись.
Они переговаривались короткими отрывистыми фразами, находясь в возбуждении от того, что им поручили первое серьезное задание, выдав по кольту и паре наручников каждому. Чуть дальше стоял пикап, из которого они стали выгружать новый правительственный плакат: «ДОЧЬ МОЯ, ГОВОРЮ ТЕБЕ: В ГЛАЗАХ БОГА ТЫ, СОХРАНИВ СВОЙ ХИДЖАБ, СОХРАНИЛА ПРОЛИТУЮ МНОЮ КРОВЬ».
Без особой причины, разве что только ради развлечения, они связались по рации с другой группой, дежурившей на северном краю Вали-Аср у площади Таджриш. Обе группы договорились останавливать любого, кто, по их мнению, нарушает мораль или подозрительно ведет себя.
Подозреваемыми оказались две очень привлекательные девушки. Близнецы Ахмади взмахами руки приказали остановиться машине, в которой они ехали. Девушки тут же принялись лихорадочно поправлять свои платки.
– И что вы делаете одни в такое время и в такой одежде? Куда собрались?
– Мы просто едем домой, – пропищала одна девушка.
Страх в их глазах еще больше распалял парней.
– А где были? Выходите, обе.
Абдула и Муртаза стали обыскивать машину.
– Вы пили?
– Нет. Бог мне свидетель, я не пила.
– А ну выдохни, я проверю.
Девушки, бывшие всего на пару лет старше допрашивающих, поняли, что попали в неприятность. Их застигли врасплох посреди ночи, в облегающих манто, с лакированными ногтями, с вызывающим макияжем, после того как они на вечеринке пили и употребляли метамфетамин.
