В первый годы исполнения своих обязанностей Гассем и сам принимал участие в казнях. Однажды он вместе с сотней других наблюдателей смотрел, как во дворе тюрьмы Эвин побивают камнями одного мужчину и двух женщин. Другой мусульманский законовед признал их виновными в прелюбодеянии и моральной развращенности. Им зачитали смертный приговор, обмыли их, облачили в белые саваны и зарыли в землю, мужчину до пояса, а женщин по груди. Согласно закону, если обвиненный в прелюбодеянии выберется из земли, его могут отпустить (при условии, что он признал свою вину). Для женщин это невыполнимая задача, ведь они не могут опираться на руки. Такая дискриминация объясняется требованиями приличия, ведь под саваном будущие жертвы правосудия наги, и если камень порвет материал, могут обнажиться груди, и это будет грехом уже для всех наблюдателей.
Швырнув свой первый камень, Гассем не ощутил никаких угрызений. Как не почувствовал ничего и в тот момент, когда по белому муслину, растекаясь ручейками, побежала первая струйка крови. Таково правосудие. Согласно тому же закону, если наблюдатели виновны в таком же преступлении, им нельзя швырять камни. Естественно, все хотели показать, что они безгрешны. Как тут отказаться?
Тюрьма Эвин, сентябрь 1988 года
Дни в тюрьме похожи один на другой. Шахла, Манучехр и Амир словно выпали из времени. Сегодня, как и вчера, Амир играет с Марьям, пока мать спит. Недавно взошло солнце. Раздался лязг ключей, а это значит, что сейчас приведут нового пленника или кого-то вызовут на допрос. Обычный тюремный порядок. В камеру входит охранница.
– Шахла Азади, на выход.
Пока Шахла обнимает Амира и обещает ему скоро вернуться, охранница невидящим взглядом рассматривает стену напротив. Поскольку так бывает часто, Амир не обращает на это внимания и продолжает играть с Марьям.
Спустя полчаса или несколько часов – сейчас уже невозможно вспомнить – вся комната наполняется плачем. «О Боже, о Боже!» – почти кричит мать Марьям, после чего сотрясается от рыданий. Всхлипы и рыдания возвращают Амира и Марьям из воображаемого мира в реальность. Марьям подбегает к своей матери, а Амир тщетно озирается в поисках Шахлы. Сейчас он ощущает себя самым одиноким ребенком на всем свете. Марьям подбегает обратно к нему. Он вспрыгивает на ноги, крохотный мальчик в углу.
– Ты что, не знаешь, почему они плачут?
– Нет, а что случилось? Где мама?
– Она умерла. Ее только что убили. Повесили на веревке.
Так Амир узнает о казни матери.
Он помнит, как плакал. Помнит, как его удерживали взрослые женщины. Никто не знает, что сказать шестилетнему ребенку, мать которого только что казнили.
Час спустя его выводят из тюрьмы. Охранник открывает ворота и встает рядом с мальчиком в шортах, из которых торчат костлявые коленки. Амир не знает, что охранник, восемнадцатилетний парень на военной службе, наблюдал за казнью. По лицу парня катятся слезы. Он не осмеливается взглянуть на Амира и лишь осторожно, словно дрожащую птицу, держит его руку.
Амир видит, как к нему бегут дедушка и дядя с бледными лицами. Дедушку всего трясет. Амир помнит, как спрашивает только:
– А где папа?
Это его последние слова перед двухлетним молчанием. Дядя Фариборз не выдерживает и с рыданиями утыкается ему в шею. Амир, который раньше не видел, чтобы взрослый мужчина плакал, тут же понимает, что отца тоже убили.
Улица Карим Хан-э Занд, Тегеран, апрель 2013 года
Амир должен был предупредить товарищей о том, что говорил старик. Он послал сообщение Бехзаду: «Смотрю футбол, игра классная», что означало «Встретимся у книжной лавки».
Лавка располагалась на улице Карим Хан-э Занд в ряду других книжных магазинчиков, в которых Амир с Бахар пропадали часами. За последние годы часть из них закрылась, часть была разгромлена, в одном разбили стекла. Владелец проводил литературные вечера и поэтические чтения, привлекавшие артистов, художников и правозащитников. Ему вынесли предупреждение сотрудники эдаре амаакен, службы безопасности, ответственные за поддержание порядка в общественных местах. Когда владелец магазина обжаловал их предупреждение, приехали сотрудники судебной системы на грузовике и очистили все полки от книг.
В окне висел черно-белый плакат с Вуди Алленом, стоящим рядом с книгами о его фильмах. Бестселлеры почти всегда располагались на полках самообслуживания. Эта лавка гордилась своей более или менее интеллектуальной коллекцией, и, к их удивлению, хитом сезона стали сочинения Флоренс Скавел Шинн – американской писательницы девятнадцатого века, прославившейся своими метафизическими рассуждениями о духовности. За ними следовали «Семь навыков высокоэффективных людей. Мощные инструменты развития личности». Но, как и в большинстве книжных магазинов города, в разделе художественной литературы никто не мог поспорить с Харуки Мураками и Кадзуо Исигуро.
Когда явился Бехзад с ошарашенным видом, друзья направились пешком к Вали-Аср. Бехзад поведал Амиру об аресте Маны и о том, что с ним связались они. Они знали об их встречах. Они назвали Амира «известным блогером». О подробностях Амир не расспрашивал – они говорили расплывчатым языком диссидентов. «Очисти все. Удали страницу на Фейсбуке. И надо нам обоим избавиться от этих дурацких блогов. И заодно от ноутбука, потому что они могут прочитать все, что было записано на жесткий диск».
Пройдя до конца улицы, они свернули на Вали-Аср, как всегда шумную, заполненную людьми и автомобилями. Бехзад поймал одно из такси, что снуют по Вали-Аср взад и вперед, подбирая и высаживая пассажиров по пути. Амир сел в автобус, следующий на юг, и вышел у бильярдного зала на пересечении с улицей Джомхури.
Едва он зашел в квартиру, как зазвонил телефон. Амир знал, что это старик.
– Они подбираются к твоим друзьям. Думаю, тебе лучше меня впустить.
– Только не говорите, что вы у двери.
– Да, я уже тут.
Старик определенно умел манипулировать людьми и добиваться своего. Через какое-то время он поднялся по лестнице. Амир ответил на его приветствие и проводил к дивану. Ему было неприятно, что он относится к этому человеку как к обычному старику, а не как к убийце, подписавшему смертный приговор его родителям.
Мужчина тяжело вздохнул, сел, осмотрел крошечную квартиру и ничего не сказал. Так он и продолжал сидеть. Молчал и молчал, склонив голову.
– Может, объясните? Как вы обо всем узнали? Мне грозит опасность?
Мужчина наконец поднял глаза, заблестевшие от слез.
– Я многое знаю. Не могу рассказать откуда. Советую прекратить вести блог и устраивать собрания, потому что у меня нет влияния и я не могу помешать аресту. А ты движешься как раз в этом направлении.
– Не нужна мне ваша помощь. Я просто хочу, чтобы вы исчезли из моей жизни.
– Прошу тебя, позволь мне все объяснить.
Амир ничего не сказал.
– Мы верили в то, что творим правое дело. Верили, что твои родители враги Бога. Мы же тоже выживали как могли. Поступали так, как нам прикажут. Я сбился с истинного пути, потому что врал себе, врал миру и, что самое главное, врал Богу. Он осудит меня, я это знаю. Я хочу исправить содеянное и хочу, чтобы ты простил меня.
