– И вы еще спрашиваете?
– Милая, если тебя задело, что я не бросился вырывать тебя из его рук, то хочу тебе напомнить…
– Да я уж и без ваших напоминаний все вспомнила!
Челюсти наконец разомкнулись, и слова выплеснулись вместе с переполнившей меня болью. И дальше полились уже неостановимым потоком:
– Вспомнила о том, кто я на самом деле. Даже не человек. Просто игрушка, безвольная кукла. Вы играли со мной, как сытый кот с бестолковой мышью. Хорошее развлечение на время отпуска между делами, борделями и влиятельными любовницами. Доверчивая дурочка, что уверовала в нежного и заботливого покровителя, рыцаря, спасшего ее от бесчестия. Ради чего? Лишь ради того, чтобы постепенно приручить, заставить отдаться самой со страстью и готовностью, с всепоглощающим желанием угодить, с… – я хотела сказать «с любовью и доверием», но вовремя осеклась. Вот только таких стыдных признаний не хватало. – Вы вероломный негодяй и двуличный лживый… мерзавец!
От захлестнувшей меня волны горечи и обиды я позабыла все ругательства, которыми порой так щедро сыпал отец, а потому начала повторяться, но мне было все равно. Слова лишь немного стравливали боль, раздирающую изнутри, но давали надежду, что пока я говорю, меня не разорвет от нее.
– Действительно, вот же я скотина, – снова очень ровным, безэмоциональным голосом произнес Шелтер, глядя на меня почерневшими глазами. – Сделал все, что от меня зависело, чтобы тебе было хорошо со мной. А надо было просто швырнуть на кровать, раздвинуть тебе ноги и взять пару раз, не обращая внимания на слезы, крики и мольбы. Так, что ли, Мира?
– Так по крайней мере было бы честнее! – огрызнулась я. – У меня не возникло бы иллюзий на ваш счет.
– Иллюзий? Так ведь все было бы честно: я соблазняю, ты соблазняешься, мы доставляем удовольствие друг другу. Ты бы жила здесь, не зная бед и нужды. Я бы приезжал два или три раза в год, не слишком обременяя тебя своим обществом. В твоем положении это далеко не самый плохой вариант. Или чего ты ждала? Предложения руки и сердца? Венчания в храме? Надо как-то реально смотреть на ситуацию, милая.
Его слова жалили хуже отцовского ремня. Каждое – обидный, болезненный удар, убивающий что-то важное внутри. Я потянулась ладонями к ушам, закрывая их, не желая больше слушать ровный холодный голос.
– Лучше бы вы оставили меня в коллекции, – пробормотала тихо и устало, чувствуя, как в груди все сковывает льдом. – Я ненавижу вас, генерал Шелтер.
Он поднялся на ноги, выпрямился, скрестил руки на груди. Теперь я не видела его лицо, но откуда-то знала, как именно он на меня смотрит: презрительно, бездушно. Совсем не так, как вчера.
– Вот, значит, как ты заговорила, – уронил он. И слова показались тяжелыми и холодными. – Что ж, изволь. Будет, как заказываешь, на это еще есть время. Будет тебе как у Магистра или как у Драгза. Будет тебе честное отношение как к наложнице. Иди в свою комнату и переоденься во что-то, что я легко смогу снять. Потому что, клянусь всеми богами: что будет проблематично снять, я просто порву и не компенсирую. Иди, Мира, и приготовься. Тебя ждет длинная и неприятная ночь.
Боль мгновенно улетучилась, уступая место страху, но тот так и не пришел. Вместо него меня затопили апатия и равнодушие. Нечто подобное я испытывала во дворце Магистра после того чая, которым нас напоили в доме коллекции. Мне вдруг стало все равно, почти как после смерти мамы.
* * *
Шелтер долго не шел. Или мне только так показалось? На часы я не смотрела, но когда поймала себя на том, что бессмысленно мечусь из стороны в сторону, сжимая в руках тонкую ночную сорочку, мне показалось, что делаю так уже очень давно.
Остановилась как вкопанная посреди комнаты, глядя на гладкий шелк с недоумением. Зачем я ее взяла? Ах да, Шелтер же велел переодеться в то, что будет легко снять. А ее снять легче легкого: спусти с плеч бретели – и сорочка скользнет к ногам, оставив тебя обнаженной.
Вот только зачем я собираюсь выполнить приказ генерала? Пошел он к Варегу со своими приказами! Я зло швырнула ни в чем не повинную ночную одежду в сторону, даже не заметив, куда та упала, и плюхнулась на кровать, скрестив руки на груди.
Пусть рвет. Чем сложнее ему будет, тем лучше. И сопротивляться тоже буду. И кричать. И пусть стыдно, что все будут знать, что происходит. Он сам научил: стыдно за это должно быть ему.
Непрошенное воспоминание о том разговоре на мгновение охладило мой пыл. Тут же ожили все прочие наши беседы, каждая из которых переворачивала мое представление о мире. Сердито скрещенные руки сами собой расплелись, я обняла себя за плечи, чувствуя, как в горле встает ком.
«Это все была ложь, игра, притворство, – напоминала себе я. – Все было ненастоящим. Он притворялся таким, каким я хотела его видеть».
Помогало слабо. Я снова чувствовала на губах его нежные поцелуи и слышала мягкий шепот: «Бедная моя девочка…» Он казался таким искренним! Неужели человек может так играть?
Что если я ошиблась? Что если тогда все было правдой, а сегодня – ложью? Вспомнился разговор с госпожой Холт, когда та сказала, что Шелтер очень рискует, не трогая меня и тем самым пренебрегая подарком Магистра. А сегодня майор Винт практически поймал его на том, что я все еще невинна. Моя реакция на его домогательства выдала меня с головой. И… Шелтера тоже. Может быть, он сказал то, что сказал, просто для отвода глаз?
Но почему тогда он не объяснил мне этого на террасе? К чему были жестокие слова и угрозы? Конечно, он может не видеть ничего плохого в том, чтобы сделать меня любовницей. И да, наверное, с моей стороны было просто крайне глупо ждать, что он на мне женится. Но разве угрожают насилием девушке, которая небезразлична? Разве можно так поступить с той, что действительно дорога?
Так ведь он пока и не поступил, напомнила я себе. Угрожал, но пока не пришел. Может быть, это как в тот раз с борделем? Он разозлился и бросил угрозу в сердцах, а на самом деле ничего такого делать не собирается?
Однако оставалась и вероятность того, что Шелтер притворялся все это время. Достаточно было вспомнить его обольстительный голос при разговоре с магистрессой. Генерал умеет разговаривать с женщинами, когда ему от них что-то нужно.
Я схватилась за голову, а та уже горела от мечущихся в ней мыслей. Слишком много масок, разобраться в них поистине невозможно. Как понять, когда человек врет, если в каждой своей лжи он убедителен так же, как и в правде?
Оставался последний признак. Если он не придет, значит, опять наговорил гадостей сгоряча, а в остальном виновата разница мировоззрений. Тогда еще будет время завтра помириться. Мне даже не стыдно будет попросить прощения за резкие слова в его адрес.
Едва я успела подумать так, в коридоре послышались решительные шаги, и мгновения спустя ручка двери повернулась, генерал вошел в мою спальню. Меня обдало холодом, но я нашла в себе силы поднять на него глаза.
Шелтер был в форме. В полном обмундировании. Странно, я ожидала увидеть его скорее… в халате. Зачем он переоделся? По его лицу, конечно, ничего нельзя было прочесть. Шелтер подошел к кровати, но остановился шагах в трех от меня.
