– Запрыгивай, отвезу тебя домой.
Вежливость требует отклонить его предложение, но страх заставляет меня, испустив вздох облегчения, нырнуть к нему в машину.
– Спасибо, Бен. – Вытягиваю из фиксатора ремень безопасности и пристегиваюсь.
– Надеюсь, ты не думаешь, что я собирался отдать тебя на растерзание этой толпе?
– Значит, они еще там? Мне не хватило смелости поглядеть.
– К сожалению, да. – Босс заводит мотор, зажигает фары и едет к воротам.
– Значит, и перед моим домом тоже…
– Я могу проводить тебя до самых дверей, если хочешь, – предлагает Бен.
– Нет-нет, я сама справлюсь. Просто высади меня у дома, и это будет замечательно.
– На месте решим. Кстати, я тут подумал, может, тебе отстегнуться и снова спрятаться?
– Отличная идея. – Я делаю, как предлагает босс, а заодно беру себя в руки, ожидая услышать стук и град вопросов.
– Готовься, – говорит Бен.
Двигатель рычит, когда он жмет на газ и на полной скорости выскакивает из ворот на улицу. Я слышу скрип тормозов и ладонями упираюсь в то место, куда передний пассажир обычно упирается ногами. Снаружи кричат, салон на миг озаряет фотовспышка.
– Вот это было здорово, – говорит босс. – Давненько я так не ездил, с тех самых пор, когда мне было семнадцать и я пытался произвести впечатление на Мари Филипс. Всё, можешь вылезать.
Я снова влезаю на пассажирское кресло.
– Мари Филипс?
– В одной школе со мной училась.
– И как, помогло? Она впечатлилась?
– Нет. Влюбилась в двадцатидвухлетнего автомеханика из Финчли. Какие у меня против него были шансы?
Остаток пути мы проводим в дружеском молчании. Я то и дело бросаю взгляд в боковое зеркало, убеждаясь, что за нами никто не едет. Хотя, может быть, и едет – машин на улице столько, что я просто не могу понять, преследует ли какая-нибудь из них нас или нет. Трудно сказать.
Когда мы сворачиваем на мою улочку, я вся цепенею от напряжения. И не зря: журналисты, словно никуда не уходили, тусуются у моей калитки. Не знаю, чего они дожидаются? Говорить я с ними все равно не буду, так что шли бы лучше по домам.
Бен сбрасывает скорость.
– Можешь перекантоваться у меня, если хочешь. Гостевая кровать очень удобная.
– Да нет, не надо, – говорю я. – Но все равно спасибо.
– Понимаешь, я не смогу подобрать тебя завтра утром. Важная встреча в банке.
– Всё в порядке, Бен. Я и не жду, что ты теперь будешь все время возить меня туда-обратно. Сегодня ты меня просто спас, но все же один раз я с ними справилась, значит, справлюсь и еще раз. – А вот это уже наглая ложь. Одна мысль о том, чтобы идти завтра на работу одной, с этой толпой, преследующей меня по пятам, приводит меня буквально в ужас.
– Оставайся дома, если будет тяжело, мы справимся. – Босс смотрит мне прямо в глаза, давая понять, что это сказано серьезно.
– Спасибо, но я лучше приду на работу. – Теперь мы прямо напротив моего дома, и журналисты окружают машину Бена, как зомби, изголодавшиеся по человеческой плоти.
– Ну вот и приехали, – говорю я почти весело, хотя на самом деле ничего такого не чувствую. И набираю побольше воздуха, готовясь к худшему.
– Удачи тебе, Тесс.
– Спасибо, Бен. Ты так добр ко мне… И тебе удачи на завтра. – Открываю дверцу машины и пру через толпу напролом.
– Кто это там, в машине, Тесса? Ваш начальник?
– Вы с ним заодно, Тесса?
– Он ваш бойфренд?
– Это он помог вам похитить мальчика?
Наконец я оказываюсь за дверью. Дома. Надо, наверное, что-то съесть, но ведь в магазин-то я так и не сходила. Поднимаюсь на второй этаж, натягиваю пижаму и падаю в кровать, слишком усталая, чтобы что-то делать. Даже думать и то нет сил. Глаза закрываются сами.
* * *
Должно быть, заснула я мгновенно. Зато теперь не сплю, а лежу, глядя широко открытыми глазами на шторы: звон бьющегося стекла все еще эхом отдается у меня в ушах, а в ноге чувствуется тупая боль. Что за черт? На улице громкие шаги, кто-то бежит прочь от моего дома. Я зажигаю ночник. И даже не думаю о том, кто может увидеть этот свет снаружи.
На покрывале у меня в ногах лежит что-то красное. Кирпич. Кирпич! Я выпрастываю ногу из-под одеяла, встаю и тут же вскрикиваю от острой боли в стопе. Смотрю вниз. Стекло – битое стекло по всему полу. Постепенно приходя в себя, понимаю – кто-то с улицы швырнул кирпичом в окно моей спальни.
Будильник показывает всего четыре утра. Не заботясь о стекле на полу, я подхожу к окну и смотрю в звездообразную дыру в нем. Оттуда тянет ледяным холодом, так что у меня захватывает дух, а тело начинает бить дрожь. Журналисты все еще там, смотрят. Кто-то показывает рукой в другой конец улицы. Интересно, они видели, кто это сделал? Наверняка. Но я не отваживаюсь спросить их об этом.
В домах напротив начинают зажигаться огни. В окнах появляются заспанные лица. Наверняка все слышали звон разбитого стекла. Интересно, зайдет кто-нибудь из соседей проверить, всё у меня порядке, или нет? Вряд ли.
Смотрю вниз, на свою левую ногу. На ковре кровь. Я дрожу всем телом, даже зубы стучат. Это все из-за холода, говорю я себе, просто в окно холодом тянет. И тут я делаю то, чего мне, как я сама знаю, делать не следует: то ли из-за шока, то ли оттого, что я все еще не до конца проснулась, хватаю с тумбочки мобильник и жму номер Скотта.
Голос у него хриплый спросонья.
– Тесса?
– Мне кирпич в окно бросили, – говорю я. – Пожалуйста, ты можешь приехать?
– Кто бросил? Кирпич? Это, наверное, какой-нибудь идиот, насмотревшийся новостей, – сонно реагирует он. – Он наверняка уже убежал. Позвони в полицию.
– А ты можешь приехать, Скотт? Пожалуйста! – умоляю я. – Окно в нашей спальне разбито. Всюду стекло. Холодно. – Я не могу сдержать дрожь в голосе. – Я… я не знаю, что делать.
– Позвони в полицию, Тесса. Они со всем разберутся. Извини, но я нужен здесь Элли. У нас перед домом журналисты тоже весь день толкутся. У нее стресс, а это плохо для ребенка. Короче, кошмар. Я даже на работу не смог сегодня выйти.
Качаю головой и завершаю звонок, не говоря больше ни слова. Сон вдруг снимает у меня как рукой, и я понимаю, что Скотт больше никогда не будет со мной рядом. Никогда. И я не должна ему звонить.
Мой изначальный страх и смятение преобразуются в нечто более жесткое, пока я набираю 999
[2].
Глава 11
Я сижу на кухне и в ожидании полицейских вытаскиваю из раненой стопы осколки. Когда мне кажется, что я уже извлекла все до последнего кусочка, я промываю и бинтую рану, почти не замечая боли. Точнее, я ее почти приветствую, поскольку она отвлекает меня от других мыслей. Зачем кому-то понадобилось бросать кирпич в мое окно? Почему все это вообще со мной происходит? И я нахожу ответ. Это мои медные трубы: я буду считаться виновной до тех пор, пока не будет доказано обратное. Для тех, кто смотрит телевизор и заходит в Интернет, я – похитительница детей, и не важно, на самом деле я это натворила или нет.
