Когда тарелки опустели, подошла официантка с двумя порциями лимонной меренги. Едва Тру попробовал кусочек, как сразу понял: Хоуп не преувеличивала, превознося достоинства фирменного блюда этого заведения. За десертом говорил в основном Тру. Он рассказывал о разных лагерях, где работал, о своем друге Роми и о том, как Роми иногда пристает к нему с просьбами сыграть на гитаре после долгого трудного дня. Тру рассказал Хоуп еще немного о своем разводе с Ким и долго говорил об Эндрю. По интонациям было ясно, что он уже соскучился по сыну, и Хоуп снова подумала, как же ей хочется своего ребенка.
Чувствовалось, что Тру абсолютно устраивает то, кем он является, и жизнь, которую он выбрал, но Тру искренне беспокоился, достаточно ли он хорош как отец. Хоуп предположила, что это нормально, но его честность в этом вопросе подкупала. Она не привыкла к такому задушевному общению, особенно с незнакомым человеком. Не раз Хоуп невольно подавалась вперед, желая лучше расслышать, но тут же, спохватившись, выпрямлялась на стуле. Позже, когда Тру со смехом рассказывал, каким был неуклюжим, когда Эндрю только-только принесли из родильного дома, Хоуп ощутила неожиданную симпатию к своему собеседнику. Он, бесспорно, красив, но ей вдруг стало легко представить, что эта беседа за ужином станет началом новой жизни и долгих разговоров между ними.
Устыдившись, она прогнала эту мысль – волею судьбы они на несколько дней оказались соседями, и ничего больше. Однако душевная теплота не покидала ее, и Хоуп чувствовала, что краснеет чаще обычного.
Когда принесли счет, Тру спокойно взял его. Хоуп предложила заплатить поровну, но он покачал головой, сказав лишь:
– Прошу вас, позвольте мне.
На востоке уже собирались тучи, иногда закрывая луну, но Тру и Хоуп продолжали говорить, пока не ушли последние посетители. Когда они наконец поднялись со своих мест, Хоуп посмотрела на своего спутника, удивляясь царящему на душе спокойствию. Они двинулись к выходу, и Хоуп, увидев, что Тру открыл и придержал для нее калитку, вдруг поверила, что этот ужин стал прекрасным завершением одного из самых удивительных дней в ее жизни.
Прогулка в темноте
За годы работы гидом перевидав тысячи туристов, Тру хорошо научился считывать людей. Когда Хоуп спустилась на пляж и повернулась к нему, он ощутил ауру умиротворения, которого не было, когда они заметили друг друга в «Клэнси». Тогда от нее исходила осторожность, неуверенность, может быть, даже опаска. Им ничего не стоило обменяться дежурными любезностями и расстаться без обид, но Тру так не поступил. Отчего-то ему показалось, что ужин в одиночестве не поможет этой женщине одолеть демонов, с которыми она борется.
– О чем вы думаете? – спросила Хоуп. Ее певучий акцент ласкал слух. – У вас сейчас был такой отвлеченный вид!
– Я думал о нашем разговоре.
– Наверное, я слишком много болтала?
– Вовсе нет. – Следуя уже устоявшемуся порядку, они вместе шли по пляжу, ступая еще неторопливее, чем утром. – Мне было интересно узнать о вашей жизни.
– Не понимаю почему. В ней нет ничего интересного.
«Потому что меня влечет к тебе», – подумал Тру, но говорить не стал. Вместо этого он перешел к тому, о чем Хоуп ни словом не упомянула за весь вечер:
– А что он за человек, ваш бойфренд?
По ее лицу было заметно, что она смущена вопросом.
– Откуда вы знаете, что у меня есть бойфренд?
– Вы сказали, это он подарил вам Скотти.
– Ой, точно! – на секунду Хоуп сжала губы. – Что же вы хотите знать?
– Все, чем вы захотите поделиться.
Хоуп чувствовала, как босоножки зарываются в песок.
– Зовут Джош, по профессии хирург-ортопед. Умный, успешный и вообще… хороший человек.
– А вы давно встречаетесь?
– Шесть лет.
– Серьезный срок.
– Да, – согласилась Хоуп. Тру показалось, что она пытается убедить в этом себя.
– Полагаю, он тоже приедет на свадьбу?
Несколько шагов Хоуп шла молча и только потом ответила:
– Да нет… Джош тоже приглашен, но решил махнуть в Лас-Вегас с друзьями. – Она невесело улыбнулась. Улыбка выдавала ее огорчение. – Мы поссорились, но все уладится, я уверена.
Это объясняло, почему Хоуп не говорила о нем за ужином. И все же…
– Мне жаль это слышать. Простите, что заставил вас об этом вспоминать.
Хоуп кивнула. Тру заметил какое-то существо, бежавшее по песку прямо перед ним.
– Кто это? – удивился он.
– Краб-призрак, – тут же отозвалась Хоуп, радуясь возможности сменить тему. – По ночам они выходят из своих ямок в песке. Совсем безобидные.
– Тут их много?
– Я не удивлюсь, если мы увидим сотню-другую.
– Хорошо, что предупредили. – Впереди стал заметен пирс, казавшийся в темноте пустым и заброшенным. Вдали Тру увидел огни проходившего мимо рыболовецкого траулера; большое зеркало глубокой черной воды отделяло его от берега.
– Можно задать вам личный вопрос?
– Конечно, – разрешил он.
– Почему вы хотите спросить отца о вашей матери? Это как-то связано с причинами, побудившими вас стать гидом?
Тру улыбнулся ее проницательности.
– Вообще-то да, связано. – Он сунул руку в карман, не зная, с чего начать, и в итоге ответил просто: – Я хочу спросить своего отца о матери, потому что я не знаю, какой она была. Что она любила, что ее печалило, о чем она мечтала. Мне было всего одиннадцать лет, когда ее не стало.
– Это ужасно, – тихо сказала Хоуп. – В таком юном возрасте…
– Мама тоже была юной, – возразил Тру. – Она родила меня, будучи совсем молодой. Случись это пару лет спустя, произошел бы скандал, но все случилось сразу после войны, и мама была не единственной юной девушкой, влюбившейся в вернувшегося с фронта солдата. Мы в нашей глуши были, можно сказать, отрезаны от цивилизации, поэтому, кроме работников фермы, обо мне никто долгое время даже не знал. Дед выбрал тактику молчания; в конце концов правда вышла наружу, но это уже оказались остывшие новости. Мама была совсем молода, красива и как дочь богатого человека считалась завидной партией. Но, как я уже сказал, мне все время кажется, будто я ее совершенно не знаю. Ее звали Эвелин, но я не слышал, чтобы в доме о ней говорили или хотя бы произносили ее имя после того, как ее не стало.
– Другие родственники, вы имеете в виду?
– Мой дед и Родни, отчим.
– А почему?
Тру проводил взглядом еще одного пробежавшего мимо краба-призрака.
– Ну… чтобы корректно ответить на этот вопрос мне придется обрисовать вам в общих чертах свою семейную ситуацию. – Он вздохнул. Хоуп выжидательно смотрела на собеседника. – Когда я был мальчишкой, с нашей фермой граничила соседняя, где было много хороших, плодородных земель и источников воды. Табак быстро становился самой выгодной культурой, и дед хотел прибрать к рукам побольше табачных плантаций. Когда речь заходила о бизнесе, он не знал жалости. Сосед в этом убедился, когда отклонил предложение продать свою ферму: дед попросту отвел львиную долю ручьев с его земли на свою.
