Думаю, именно из-за этого мы и ходили туда. Далеко-далеко, где матери не могли нас найти. В саду были только мы и пара уличных псов, живших в машинах. Однажды мы даже организовали спортивный клуб. Точкой сбора служил бледно-голубой пикап. К тому же нам нравилось прыгать с крыши одной машины на другую и притворяться гигантскими грибами.
Кто-то распустил слух, что мартышковый сад был здесь раньше всего. Нам нравилось думать, что он хранит тысячелетние тайны. Там, под корнями влажных цветов, прятались кости убитых пиратов и динозавров, а вон там в уголь превратился глаз единорога.
Я хотела бы умереть здесь и однажды чуть не умерла, но даже мартышковому саду я была не нужна. Тогда я оказалась в нем в последний раз.
Кто сказал, что я стала слишком взрослой для того, чтобы играть в игры? Кого это я не послушала? Помню только, когда остальные бежали, мне тоже хотелось бежать вверх и вниз и через мартышковый сад, быстро, как мальчики, а не как Салли, которая всегда плакала, когда пачкала чулки.
– Брось, Салли, – сказала я. Но она не унималась. Она стояла у тропинки и разговаривала с Тито и его друзьями.
– Играй с детьми, если хочешь, – процедила она. – Я остаюсь здесь.
Когда Салли хотела, то была очень упрямой, поэтому я просто ушла.
В этом была и ее вина тоже. Когда я вернулась, Салли делала вид, что злится на меня, и говорила о том, что мальчики украли ее ключи.
– Пожалуйста, отдайте мне их! – попросила она, легонько ударив одного мальчишку кулаком. Они рассмеялись. Она тоже. Все это было шуткой, которую я не поняла.
Я хотела вернуться к другим ребятам, которые все еще прыгали по крышам машин, все еще гонялись друг за другом по саду, но Салли думала о другой игре.
Один из мальчиков придумал правила. Друг Тито сказал, что, пока Салли их всех не поцелует, то не получит ключи. Салли сначала делала вид, что зла, но затем согласилась. Все было настолько просто.
Не знаю почему, но что-то внутри меня захотело испортить им планы. Что-то желало остановить ее, когда Салли последовала в сад вслед за дружками Тито, на губах которых гуляла мерзкая ухмылка. Это просто поцелуй, только и всего. Поцелуй для каждого.
– И что? – ответила Салли.
Я понимала, что очень злюсь. Будто все шло не так. Салли зашла за старый голубой пикап, чтобы поцеловать мальчиков и получить ключи обратно, а я забежала на третий этаж, где жил Тито. Его мать гладила рубашки. Она опрыскивала их водой из бутылки и ку- рила.
– Ваш сын и его друзья украли у Салли ключи и не хотят отдавать, пока она не поцелует каждого, и теперь она целует каждого, – выпалила я, задыхаясь от бега.
– Ох уж эти дети, – сказала та, не отрываясь от дел.
– И все?
– Что ты хочешь, чтобы я сделала? Вызвала полицию? – Она продолжила гладить.
Я долго смотрела на нее, но не придумала, как ответить, и поэтому попросту помчалась обратно к Салли, которую нужно было спасти. Я подобрала три большие палки и кирпич и подумала, что этого достаточно.
Но когда я добежала до сада, Салли велела мне идти домой. Мальчики тоже. Сжимая в руке кирпич, я почувствовала себя дурой. Все они смотрели на меня так, будто это я была сумасшедшей, а не они, что заставило меня покраснеть от смущения.
Не знаю почему, но я ринулась прочь. Нужно было спрятаться на другом конце сада, там, где заросли были плотными, как в джунглях, под деревом, которое было бы не против того, что я лягу под ним и буду долго плакать. Я закрыла глаза крепко-крепко, чтобы не плакать, но расплакалась. К лицу прилил жар. Все внутри колотилось.
Я читала, что где-то в Индии есть священники, которые могут заставить свое сердце не биться. Я хотела заставить кровь остановиться, а сердце – перестать ее качать. Я хотела быть мертвой, превратиться в дождь, чтобы мои глаза растворились в нем и сползли на землю, как две черные улитки. Я желала и желала. Я закрыла глаза и мечтала об этом, и когда я все же поднялась, то обнаружила, что платье стало зеленым, а голова разрывалась от боли.
Я посмотрела на свои ноги в белых носках и круглоносых уродливых туфлях. Казалось, будто они далеко-далеко. Казалось, будто это и не мои ноги вовсе. И сад, который долгое время был идеальным местом для игр, больше не казался таковым.
Красные клоуны
Салли, ты солгала. Дело было не в том, что ты сказала. А в том, что он сделал. Как прикасался ко мне. Я не хотела этого, Салли. Все случилось не так, как происходит в книгах и фильмах, почему ты солгала мне?
Я ждала у красных клоунов. Стояла у карусели, как ты и сказала. Во всяком случае, я не люблю карнавалы. Я хотела быть с тобой, потому что ты смеешься, когда катаешься на карусели, ты откидываешь голову назад и хохочешь. Я держу сдачу, машу тебе, считаю, сколько кругов ты уже проехала. Мальчики смотрят на тебя, потому что ты красивая. Мне нравится гулять с тобой, Салли. Ты моя подруга. Но этот взрослый мальчик, куда он тебя везет? Я ждала так долго. Я ждала у красных клоунов, как ты и сказала, но ты так и не вернулась. Так и не вернулась ко мне.
Салли, Салли. Я звала тебя тысячу раз. Почему ты не услышала? Почему не сказала, чтобы они оставили меня в покое? Тот, который схватил за руку, не отпускал меня. Я люблю тебя, испаночка, говорил он и прижимался горькими губами к моим.
Салли, останови их! Я не могу. Я не могу ничего поделать, только плачу. Я не помню. Было темно. Я не помню. Не помню. Пожалуйста, не заставляй меня рассказывать все.
Почему ты оставила меня одну? Я прождала всю жизнь. Ты солгала. Все солгали. Все книги и журналы – все. Не солгали только его грязные пальцы, сжимавшие мою кожу. Его горький запах. Луна, которая за всем наблюдала. Карусель. Красные клоуны, заливавшиеся визгливым смехом.
Затем цвета стали бледнеть. Небо перевернулось. Кто-то убегал. Салли, ты солгала, солгала. Он не отпускал меня. Я люблю тебя, люблю тебя, испаночка, говорил он.
Узоры на линолиуме
Салли вышла замуж, как все и думали, молодой и совершенно не готовой к браку. Она встретила торговца сладостями на школьной ярмарке и обвенчалась с ним в другом штате – там, где можно было венчаться до восьмого класса. Теперь у нее есть муж и дом, подушки и посуда. Она говорит, что влюблена, но я думаю, она вышла замуж, чтобы сбежать из дома.
Салли говорит, ей нравится быть замужем, потому что теперь она может покупать вещи, когда муж дает деньги. Она счастлива, за исключением тех моментов, когда муж сердится. Однажды он проломил дверь, но обычно ведет себя спокойно. Только вот он не разрешает ей пользоваться телефоном. И не позволяет смотреть в окно. И не жалует ее друзей, поэтому никто не приходит к ней в гости, если только муж не на работе.
Она безвылазно сидит дома, так как боится выйти без его разрешения. Она разглядывает вещи, которые они купили: полотенца и тостер, будильник и шторы. Ей нравится смотреть на стены, на то, как пересекаются углы, на узорчатый линолеум и на ровный, словно свадебный торт, потолок.
