– Можно я сяду?
– Конечно. – Я немного подвинулся.
Мы с Сэм сидели и смотрели на реку. Она подтянула колени к груди, явно задумавшись о чем-то. Наконец она заговорила:
– Спасибо за сегодняшний день.
Я кивнул, и она подтолкнула меня плечом:
– Я многое узнала о тебе.
– Вот как?
Она улыбнулась:
– Ты специально это сделал, не так ли?
– Что именно?
– Поместил меня в компанию болтливых женщин.
Я пустил по воде гладкий камушек.
– Я имел представление, что так случится, и это меня ничуть не беспокоило.
– Твоя жена действительно проходит детоксикацию?
– Да.
– И правда, что это у нее уже в третий раз?
– Да.
– И ты оплачивал все курсы?
Я покатал другой камешек между пальцами.
– Да.
– Что произошло? – тихо спросила она.
– Энди было тяжело смириться с тем, что я работал рейнджером. Сначала все шло нормально. Но один год следовал за другим, и она стала часто пользоваться снотворным, чтобы избавиться от бессонницы, когда я уезжал на задания. Тревога в сочетании с общей усталостью – это изматывало ее. Мы отдалились друг от друга и начали ссориться – вернее, она вопила на меня, а я сидел и слушал. Потом случилась та перестрелка в городе.
Сэм прикоснулась к шраму от ожога у меня на шее.
– Ты имеешь в виду…
– Да, и это стало последней каплей. У нее закончилось терпение, она хотела закончить наши отношения. Поэтому я снял ей квартиру в городе, и мы расстались. В некоторые дни Броди оставался у нее, что было кстати, потому что меня все равно большей частью не было дома, а по выходным я забирал его к себе. – Я запустил еще один камушек. – Мне казалось, что, когда пыль немного осядет, она сама вернется домой.
– А что потом?
– Она сошлась с кое-какими женщинами, стала периодически снимать средства с нашей кредитной линии под залог недвижимости и перехватывала счета на протяжении примерно шести месяцев.
– Сколько она забрала?
– Шестьдесят девять тысяч четыреста семнадцать долларов и двадцать семь центов.
– Ох… – Сэм было рассмеялась, но резко оборвала себя: – На что она потратила столько денег?
– На что она их потратила? Она со своими подругами, разведенными или в разлуке, стала ходить по казино или совершать торговые экскурсии на Манхэттен. Насколько я могу понять, большая часть денег была потрачена на дизайнерскую одежду или проиграна в казино.
Сэм немного помолчала.
– Где она сейчас?
– В нескольких часах езды к востоку оттуда, где мы с тобой впервые встретились на автостраде.
– Как думаешь, она вернется?
– Она может уйти оттуда в любое время, но если она не хочет отправиться за решетку, то ей придется оставаться там, где она сейчас находится.
– Растрата денег с кредитной линии – это не повод для уголовного преследования.
– Четыре или пять лет назад у нее были проблемы со сном, и она убедила местного врача выписать ей рецептурные препараты.
– Для чего?
– Она сказала ему, что у нее депрессия. – Я кивнул. – Пожалуй, это верно; она была сильно подавлена.
– Множество людей принимает рецептурные лекарства, но за это их не преследуют по закону.
– Когда она присосалась к нашей кредитной линии, то начала продавать запрещенные препараты. В результате она оказалась в одной лиге с добрым доктором.
Она кивнула.
– Эрл Джонсон?
– Ну да.
– По словам Джорджии, она интересовалась не только рецептурными средствами.
Я кивнул.
– Я снял для нее квартиру в городе, в сравнительно надежном месте. Там я мог время от времени навещать ее. В общем, однажды днем я заглянул к ней и обнаружил, что ее врач как раз наносил домашний визит. Получилось, что я застиг их с поличным. – Я пожал плечами. – Она была вне себя от ярости и замешательства.
– А где сейчас этот врач?
– У него городская практика, и он работает почти каждый день.
– И конечно, он состоит в браке.
– Если это можно так назвать.
– Почему ты ничего не сделал?
– Например, что? Надо было рассказать его жене?
– Да.
– Это помогло бы?
Она покачала головой.
– Нет, но это могло бы облегчить тебе душу.
– Крайне сомнительно.
– Как она оказалась в клинике?
– Боже, они действительно рассказали тебе обо всем, не так ли?
– Они много болтали.
– После этого она около недели приезжала к нашему дому, накачанная психотропными средствами, и произносила безумные речи. Я запер дверь, не разговаривал с ней, не разрешал ей видеться с Броди и получил защитное предписание, которое запрещало ей приближаться к нашему дому. Потом я сделал то, о чем раньше и подумать не мог.
– Что?
– Подал на развод. Через несколько дней я принес документы в ее квартиру, чтобы она их подписала. Дверь была приоткрыта, и я вошел. Она лежала на полу в ванной, бледно-голубого цвета, а рядом валялась пустая баночка из-под таблеток. Я отвез ее в больницу, где ей промыли желудок. Когда она пришла в себя и обрела способность связно думать, мы применили закон Бейкера
[34]. Наручники были мерой предосторожности, но я считал, что наибольшую опасность она представляет для себя самой. С тех пор она с небольшими перерывами находится на программах детоксикации.
– Когда она выйдет на этот раз?
– Меньше чем через месяц.
– А что потом?
– Понятия не имею.
– Но для тебя это важно?
– Разумеется. Она мать моего сына и женщина, с которой я прожил двенадцать лет. У меня с ней было… много общего. Больше, чем с любым другим человеком. Но, с другой стороны, каким-то непонятным образом, мне совершенно все равно.
Она не смотрела на меня.
– Говорят, сегодня ты направил те документы в суд.
Я лишь покачал головой.
– Люблю этот маленький городок.
Она кивнула.
– Слухи расходятся очень быстро. Сегодня секретарша твоего юриста зашла в салон после того, как побывала в суде.
