– Я и близко не нахожусь к банкротству. С учетом пенсионных выплат, стада коров и моей стрелковой школы я зарабатываю больше денег, чем в то время, когда я работал в департаменте общественной безопасности.
– Мы с вами это понимаем, но аудиторы из Массачусетса видят другую картину. – Он помедлил. – У вас есть другие варианты?
Майк находился под давлением, поэтому он уже все решил. Он собирался убрать мой кредит из своей отчетности, чтобы это никак не могло помешать сделке, и тогда он смог бы заработать два дополнительных цента на акцию. Я не мог поставить это ему в вину, но предпочел бы, чтобы это произошло не за мой счет. Я посмотрел из окна его кабинета, выходившего на кассовые окна и приемную внизу. На мраморном полу был выложен мозаичный флаг Техаса. Отец умер, лежа наискось поперек звезды. Я помнил, как стоял на коленях рядом с ним и россыпью гильз на полу.
– Сколько у меня времени?
– Тайлер, мы уже почти три года обсуждаем этот вопрос. У нас есть нечто большее, чем взаимопонимание. Мое предложение не с неба упало.
– Разве за эти три года я хотя бы раз пропустил выплату процентов по кредиту?
– Нет, но вы погасили лишь незначительную часть основной суммы.
– Лечение для Энди обошлось недешево.
– Я сочувствую, и это правда. Но… у меня связаны руки.
– Вы можете показать любой подписанный мною документ, где было бы сказано, что я обязан уменьшить основную часть кредита за три года?
– Дело не в том.
Я приподнял бровь.
– Тогда в чем же?
Он снова скрестил руки на груди.
– Мы встретились полгода назад. Я сказал, что у вас есть полгода. Они не позволят мне продолжать эту тягомотину.
– Когда же они собираются выселить меня из собственной фермы, за которую я никогда не забывал вносить плату?
– У вас есть три недели до того, как они опубликуют уведомление о продаже с торгов. Потом они будут в течение семи дней продавать ее на открытом аукционе. Ваше участие только приветствуется, если вы сможете найти постороннее финансирование.
– Значит, я могу выкупить собственную ферму?
– Тайлер… мне очень жаль.
Звезда внизу выглядела грязной. Я угрюмо встал и вышел наружу.
…Офис моего юриста находился в одном квартале от банка. Так бывает во всех небольших городках. Я сгреб документы с приборной панели и направился к нему, находясь далеко не в лучшем расположении духа.
Джордж Эдди был разведенным алкоголиком и неверным мужем, но замечательным юристом. Кроме того, с учетом истории наших отношений, это означало, что я поймал и арестовал человека, который хотел убить его раньше, чем произойдет обратное, – Джордж хорошо относился ко мне и работал бесплатно. Вполне понятно, что я нуждался в этом. Он уже около года упрашивал меня подписать документы для обращения в суд. Вот так просто.
Его ассистент улыбнулся и крикнул: «Входите!» – еще до того, как я постучался. Я вошел в его кабинет, положил папку на стол и полюбовался его улыбкой. Когда он внимательно изучил все три экземпляра, то объявил:
– Один для тебя, один для нее и еще один для суда. Отлично. Сегодня я подам заявление, и дело тронется с места. – Он снова улыбнулся. – Скоро ты будешь свободен.
– Когда ты уведомишь ее?
– Как только в суде поставят печать и известят меня.
– Я был бы признателен, если бы ты позволил мне самому это сделать.
Он рассмеялся.
– Не советую.
– Я понимаю.
Джордж кивнул и посмотрел на часы.
– Я собираюсь связаться с Делией по твоему делу. Отправлю документы уже сегодня, и все будет готово через несколько дней.
– Спасибо, Джордж.
Мы обменялись рукопожатием, и я вышел на улицу. Немного постояв на солнышке, я надел шляпу и неторопливо свернул сигарету. Раньше мне казалось, что развод будет более трудным делом. Теперь я получил смутное ощущение конечности этого события. Мое внимание привлекла витрина магазина неподалеку от офиса. Именно там четыре члена мексиканской шайки подожгли меня и расстреляли в упор. Я покачал головой и оглянулся на «Персик Джорджии», где Энди когда-то собиралась постричься и где я услышал визг покрышек затормозившего автомобиля перед тем, как выбежать наружу. Когда она увидела меня, то не смогла прикоснуться ко мне. Шок засел глубоко.
Все началось здесь.
Я положил сигарету на карниз офиса Джорджа и задумался. Суд примет документы, поставит печать, подошьет к делу и объявит меня разведенным мужчиной. Хотя это покончит с юридическими формальностями, но никак не изгладит подпись, сделанную на моем сердце.
Я надел солнечные очки и прошел три квартала до гаража, который держал в черте города.
Глава 26
Это случилось после ужина. Броди был готов заснуть, и я подтыкал его одеяло.
– Папа?
– Да, сынок.
Он посмотрел на меня.
– Мама на самом деле не приедет сюда, когда ее отпустят, да?
Я устал от лжи.
– Нет, она не приедет.
В его глазах стояли слезы. Он сглотнул.
– Где она будет жить?
Я покачал головой:
– Не знаю, сынок.
– Я смогу встречаться с ней?
– Да.
– Она собирается жить в городе?
– Не знаю. Мы не говорили об этом.
– Как я буду видеться с ней?
– Еще не знаю.
– Ты любишь маму?
– Не знаю, сынок.
– А раньше любил?
– Да, очень сильно.
Он помедлил, обшаривая взглядом потолок.
– Что случилось?
Правда была в том, что она стала наркоманкой, разорила меня, стала спать с другим мужчиной, а потом попыталась покончить с собой. Я полагал, что могу опустить эту часть правды.
– Сынок, я…
– Ты не мог бы просто привезти ее сюда, и…
– Нет. – Я погладил его по голове.
– Я не понимаю.
– Да. На самом деле я тоже до конца это не понимаю. Я знаю, что тебе больно. Но я просто не знаю, как…
Он перекатился на другой бок, закрыл глаза и выдавил остатки слез на подушку. Я поцеловал его в щеку, выключил свет и сказал Дампсу, что пойду к реке. Этот разговор представлялся мне как-то иначе. Сын застал меня врасплох, и я был совершенно уверен, что плохо справился с ситуацией.
Я уселся на берегу и зарылся в песок пальцами ног. За моей спиной послышались шаги. Она подошла так тихо, что я услышал звук шагов, когда она была уже совсем рядом.
