– О’кей, с этим покончено. – Он посмотрел на Сэм. – Мэм?
Сэм покачала головой.
– Ох, у меня грязные ноги, я не покрасила ногти, и…
– Поверьте, я видел и похуже.
Сэм сняла носки и протянула одну ногу Дампсу. Он покачал ее в ладонях и выполнил такую же серию измерений. Я наблюдал за ним и думал о принце, державшем над туфелькой ногу Золушки.
Он повернулся к Хоуп.
– Какой твой любимый цвет?
Она промолчала.
– Розовый, – ответила за нее Сэм.
Его смех был глубоким и урчащим. Нутряной смех. Однажды я спросил его об этом, и он сказал: «Тюрьма делает это с людьми». Он кивнул Сэм.
– Хорошо. Тогда, милостью Божьей, найдем что-нибудь розовое для вставок.
– Куда? – спросила Сэм.
– В ваши сапоги. – Он приподнял брови. – А у вас, мэм?
– Мне нравится бирюзовый цвет, – ответила Сэм.
Он кивнул.
– Хороший выбор. Посмотрю, что можно сделать.
Дампс сделал последние записи и оторвался от блокнота.
– Какой основной цвет предпочитаете, черный или коричневый?
– Черный.
Дампс закрыл блокнот, убрал очки в карман и пошел к амбару.
– Значит, будет черный.
Складка, поселившаяся между бровями Сэм, разгладилась, пока она наблюдала, как Дампс выходит из комнаты.
Дверь с проволочной ширмой скрипнула на петлях. Сэм сидела на качелях, и ветерок трепал кончики ее волос.
– Она спит? – спросил я.
– Думаю, да. Это был очень длинный день. Она сказала мне, что хочет лошадку. Точно такую же, как мистер Б.
Я рассмеялся. Мы слышали, как Дампс гремит чем-то в амбаре.
– Как давно вы с ним знакомы?
– Он живет здесь около восьми лет, но я знал его почти всю жизнь.
– Как вы познакомились?
– Он был первым человеком, которого арестовал мой отец сорок пять лет назад. Упрятал его за решетку. Он отправился в тюрьму по решению присяжных.
– Что он сделал?
– Убил человека. – Сэм распахнула глаза. – Ему было восемнадцать лет, и он гулял вместе с группой пьяных подростков. Стрелял не он, но, по его собственному признанию, он даже не пытался помешать этому. Он вышел из тюрьмы примерно девять лет назад, и я нашел его, когда он сидел на тротуаре в городе. У него не было ничего, кроме того, что на нем надето.
– Звучит знакомо.
– Я остановился и спросил, что он делает. Он посмотрел на башенные часы и сказал, что подумывает спрыгнуть оттуда на мостовую. У него никого и ничего не осталось. Некуда идти, никаких вариантов. Он сказал, что, так или иначе, вернется в тюрьму, но сомневается, что его туда пустят. Спросил меня, не могу ли я помочь ему вернуться в старую камеру. Я привез его в кафе, купил кофе и яйца и спросил, не прочь ли он поселиться вместе с рейнджером и его семьей. Он немного подумал и сказал, что не возражает. По крайней мере, со мной. Мы поселили его в бывшей тюрьме, и он был безмерно рад этому. С тех пор он живет здесь.
– А сапоги?
– Он научился обувному делу в тюрьме. За тридцать пять лет он накопил массу опыта. Тюремщик отводил его в мастерскую, запирал там на целый день, выводил на ночь и смотрел за тем, чтобы все инструменты оставались на месте. Он шил сапоги для начальника тюрьмы, для всех тюремщиков, для моего отца и для меня. Когда он поселился здесь, то начал объезжать места для родео и снаряжать ковбоев. Многие ковбои приезжали издалека ради того, чтобы заказать ему пару сапог. Он не Пол Бонд
[29], но близок к нему. Может смастерить пару хороших рабочих сапог.
Она посмотрела на мои сапоги.
– Это он сделал?
Я кивнул.
– И сколько времени на это уходит?
– Для изготовления пары сапог нужно совершить не менее двухсот операций, но если он работает прилежно и обходит стороной некоторые тонкости… скажем, два дня.
Сэм покосилась на меня.
– Готова поспорить, что в детстве вы заботились обо всех бродячих кошках.
Я покачал головой.
– Ненавижу кошек… но мне приходилось заботиться о телятах, жеребятах и лошадях.
Она изучающе посмотрела на меня.
– У вас жуткий шрам на шее.
– Вроде того.
– Вы мало что рассказываете, не так ли?
– Что вы имеете в виду?
– Я сказала: «У вас жуткий шрам на шее». Вы должны были ответить «Вроде того…», а потом объяснить, откуда он у вас. Но вы отвечаете только на прямые вопросы.
Я кивнул:
– Да, есть у меня такой недостаток.
– Всем позволено иметь свои недостатки. – Она подалась вперед. – Итак?.. – Вы знаете… иногда люди не отвечают на вопросы, потому что им больно это делать. За последние сорок восемь часов я рассказала вам, что мою дочь изнасиловал мужчина, с которым я встречалась, и что у него есть порнографические ролики с нами обеими. Думаете, это не было мучительно для меня?
Тут она меня уела.
– Это от взрыва.
– Что за взрыв?
– В меня швырнули бутылку с зажигательной смесью. Она взорвалась, окатила меня осколками стекла и обожгла правый бок.
– Вы вроде выглядите нормально.
– Хороший врач и операции по пересадке кожи.
– А хромота?
– Тот, кто швырнул бутылку, потом выскочил из автомобиля и выстрелил в меня из моего же пистолета.
– Это было больно?
– Да. Но не так больно, как пять пуль прямо сюда. – Я постучал себя по груди.
Она вскинула брови:
– А чем вы занимались?
– Я привез Броди поесть мороженого.
– Почему они это сделали?
– Таким парням, которые продают кристаллический метадон, не нужно никаких причин.
Она покачала головой.
– Как вышло, что вы не умерли?
– Я много раз задавал себе такой же вопрос.
– Серьезно.
– На мне был бронежилет.
Она выглядела удивленной.
– Вы всегда носите бронежилет, когда отправляетесь полакомиться мороженым?
Настало время выложить карты. Я выпрямился.
– Не хотите прогуляться? – Я оглянулся на дом. – С ней все будет в порядке. Мы недалеко.
