Автобус остановился, двери раскрылись; я сунул два учебника под мышку и выскочил наружу в облаке паров отработанного дизельного топлива и техасской пыли. За моей спиной раздалось громкое шарканье. Я знал, что лучше не оглядываться, и побежал со всех ног. Мои кеды с высокой шнуровкой превратились в размытое белое пятно. Один квартал, потом второй. После третьего я совсем выдохся, и у меня начались спазмы в животе. Я остановился, ущипнул себя за бок, перевел дыхание, пересек улицу и оглянулся через плечо.
Десять дней назад я зашел в душевую и обнаружил этих четырех уродов, окруживших одну из кабинок. Они подвывали и хихикали, как гиены. Джинни Пратер стояла у дальней стены, без юбки и трусиков. Она плакала, сводила колени и пыталась натянуть свитер над гениталиями. Солнечный свет отражался от ее очков, лежавших на земле напротив душевой.
Забияка повернулся, поднял руку и сказал:
– Это не твое дело. Убирайся отсюда.
Я не хотел иметь ничего общего с Забиякой и тем более не хотел иметь дело со всей шайкой. Поэтому, к великому разочарованию Джинни, я просто кивнул, закрыл дверь и дернул рычаг пожарной тревоги. Потом я спокойно прошел по коридору, пока мистер Тернер выбежал из своего пустого класса и начал проверять все помещения до самого выхода, – и душевая была первым из них. Каждому из ребят теперь надлежало в течение двух недель оставаться после уроков. И еще последует звонок родителям. Задержка после уроков была плевым делом в отличие от звонка родителям. Каждому из них всыпали по первое число.
Теперь мне предстояло заплатить за это.
Позднее я узнал, что Джинни была добровольной участницей шоу под названием «Я покажу тебе, а ты покажешь мне». Все обернулось плохо, когда парни захотели увидеть больше, чем она хотела показать, и вдобавок потрогать ее.
Я завернул за последний угол и увидел вдалеке бабушкин дом. Я пробежал последние десятки метров, хватая ртом воздух, повернулся к гаражу и толкнул дверь. Она не поддавалась. Я толкнул сильнее, но дверь была заперта.
Нашу заднюю дверь никогда не запирали.
Я заколотил в дверь.
– Бабушка! Бабушка!
За дверью послышались медленные шаги, и я услышал, как ее рука поворачивает дверную ручку. За моей спиной раздавался топот преследователей. Она приоткрыла дверь, из-за которой доносился запах свежего кофе. Я слышал, как кофейник закипает на плите. Я видел ее нос и губы.
– Тайлер… я не пущу тебя в дом.
– Что? – Я услышал злобное хихиканье недалеко от гаража. Дернул за дверь, но цепочка держала крепко. – Но почему?
Она отступила и посмотрела на меня.
– Рано или поздно тебе придется встретиться с этим лицом к лицу. – Она закрыла дверь и заперла ее на задвижку.
Я медленно повернулся. Я был испуган и едва не плакал. Меня затошнило. Я даже немного описался.
– Посмотрите на хнычущего малыша, – поддразнил Забияка. – Мамочка не может ему помочь, потому что у него нет мамочки.
Забияка был первым из знакомых мне парней, который уже начал бриться, и мне не хотелось связываться с ним, но он произнес непростительные слова. Что-то разрядилось внутри меня. Более того, это заставило меня забыть о страхе. Я сошел с бетонного крыльца и пригвоздил Забияку размашистым хуком. Кровь брызнула на стену гаража, как из лопнувшего воздушного шарика. Забияка упал на колени и стал трясти головой и выдувать томатную пасту из носа. Дыра и Глаз замерли, на мгновение ошеломленные этим зрелищем, но Кастет пошел на меня, и я со всей силы ударил его в живот. Он тоже рухнул на колени и стал издавать рвотные звуки. Дыра зарычал, давая мне понять, что теперь я получу по заслугам. Я поднял дедушкину наковальню, на которой он отбивал погнутые плуги и затачивал ножи. Я смог оторвать ее лишь на фут от земли. Дыра приблизился вплотную, и я отпустил наковальню. Ее край упал на носок его ботинка, и он завизжал, как девчонка.
Забияка пришел в себя. Он бросился на меня, обхватил за шею и погнал к стене. За секунду до того, как мое лицо должно было врезаться в стальной болт, я вывернулся и лягнул ногой назад. Это послало Забияку навстречу той цели, которую он приготовил для меня. Если до сих пор его нос не был сломан, то теперь сомнений не оставалось. Он лежал на полу и вопил.
Глаз пустился наутек, оставив свои очки, забрызганные кровью Забияки, на полу гаража. Я поднял их и положил на дедушкин верстак, чтобы они не разбились. Сделав несколько глубоких вдохов и выходов, я переступил через Дыру и постучался в заднюю дверь. У меня так тряслись руки, что я просунул большие пальцы в петли для ремня.
– Бабушка… – дрожащим голосом позвал я.
Задвижка щелкнула, и дверь распахнулась. Бабушка стоял на пороге с чашкой кофе в руках.
– Теперь мне можно войти?
Она приподняла бровь и посмотрела на то, что творилось в гараже. Кастет все еще блевал, Дыра держался за ногу и скулил, а лицо Забияки превратилось в кровавое месиво.
Она отступила в сторону.
Я подошел к холодильнику и достал молоко. У меня еще дрожали руки, когда я наливал его.
Бабушка смотрела в гараж; сначала она сосредоточилась на Дыре.
– Поднимай свою ленивую задницу. С тобой ничего особенного не случилось, и ты уже большой мальчик. – Она повернулась к Кастету: – А тебе лучше убрать грязь с моего пола. Моющее средство стоит позади тебя. Стейси… – она посмотрела на Забияку, – пожалуй, я позвоню твоей маме. Доктор Пайпсон должен осмотреть тебя.
Я вышел на задний двор, глубоко дыша и стараясь не заплакать. Адреналин в крови почти выдохся. Я обошел вокруг дома, где никто не мог меня увидеть, и сблевал в кусты. В основном молоком. Белые брызги остались на моих джинсах и кедах. Когда я поднял голову, то увидел отца, стоявшего неподалеку от меня. Он прислонился к стене дома рядом с окном. У его ног валялись два затоптанных сигаретных окурка.
Ему было сорок лет. Веснушчатые руки, мозолистые ладони, крупные пальцы. Высокий, поджарый, загорелый. Настоящий ковбой со старой пачки «Мальборо». Он потрепал меня по голове.
– Все в порядке?
Я вытер рот рукавом рубашки.
– Да, сэр.
Он кивнул, достал из кармана пачку табака и вскрыл ее зубами. Левой рукой он оторвал листок папиросной бумаги, ловко насыпал табак правой рукой, держа пачку в зубах, и свернул сигарету. Убрав табак, он послюнил свободный край бумаги, достал зажигалку «Зиппо», щелкнул и закурил.
Я много сотен раз видел, как он это делает, и до сих пор щелчок зажигалки для меня остается одним из звуков, напоминающих о моем отце. Он глубоко затянулся, выдохнул дым и спросил, не вынимая сигарету изо рта:
– Чему ты научился?
Я вдохнул запах дыма.
– Сначала бей сильнейшего, и бей со всей силы.
Он кивнул и прищурился.
– Если это не сработает, будь готов ударить еще. Что бы ты ни делал, думай о том, что это может не сработать. Так ты всегда будешь на один шаг впереди. Потом, если все получится… – он улыбнулся, – то будь благодарен.
